Вкусные слова

Проза / Рассказ / Читателей: 37

Инфо

“Ярославль! Третья кабина!“ Мы с бабушкой подскакиваем и почти бежим к двери с нарисованной по трафарету белой цифрой три, и втискиваемся в узкую кабину, пахнущую клеем, деревом, чернилами и еще чем-то - ожиданием, радостью и волнением, наверное.
“Алло! Алло! Саша, алло!“- своим зычным голосом кричит в трубку бабушка. Пока она рассказывает о наших новостях, я разглядываю цифры, имена, цветы и завитушки, кем-то нарисованные чернилами на стенах,  и прислушиваюсь к летящему из динамика папиному голосу, искаженному и очень далёкому. Слов не разобрать, но от знакомых интонаций становится тепло и немного грустно.  “Бабушка, ну время же сейчас кончится, дай и мне поговорить!“- не выдерживаю я. Кажется, что отведенное на разговор время вот-вот истечет, и я не успею сказать самое главное, поэтому нетерпеливо выхватив у бабушки трубку, я кричу папе и всему переговорному пункту:
“Папа! Алло! Привет! Я выхожу замуж за Тимурика! И уже учу татарский язык! “Ипи“ - это хлеб, а дальше я всё забыла!“. В этот момент время и правда заканчивается, и удивленный папин голос обрывается на полуслове.  “Продлевать будете?“- не скрывая смеха, спрашивает бабушку телефонистка.
Но продлевать незачем. Главную новость родителям я сообщить успела.
Тимурика я знаю давно, почти всю жизнь. Мне было три, а ему четыре, когда он впервые взяв меня за руку, подвел к краю дороги и сказал, серьезно и наставительно: “Мася, масина!“ Я навсегда запомнила и его сурово сдвинутые брови, и важно надутые губы, и предостерегающе грозящий мне палец, и короткие, торчащие во все стороны непослушные чёрные волосы, и блестящие карие глаза.
Сейчас мне уже восемь. И ни за кого другого замуж мне не хочется.
Когда я сообщила о своих намерениях бабе Маше - тимуркиной бабушке (которая на самом деле вовсе не Маша, а Найля, но все без исключения, почему-то, зовут ее Машей),  она очень серьезно посмотрела на меня и сказала, как всегда, немного нараспев: “Ну раз так, то надо тебе татарский учить“. И мы начали учить. Она указывала своей тонкой смуглой рукой на разные предметы, называя их порой непроизносимо сложными словами, а я покорно повторяла за ней все, что могла повторить.
Быстрее всех запомнились самые вкусные слова: “Ипи“ - хлеб и “Как“ - пастила.
В магазин за “Ипи“ мы бегали с Тимуриком вдвоем с одной авоськой, зажимая в кулачках одинаковые, немного шершавые бумажки рублей. С трудом одолев высокие ступеньки, мы оказывались в огромном зале магазина. Уже с порога становилось понятно, привезли хлеб или нет - высоченные золотистые, еще горячие буханки, с хрустящей корочкой и пышным ноздреватым мякишем, манили к себе волшебным ароматом. Тимурик подсаживал меня, и я тянулась за тяжёлыми тёплыми кирпичами...Гордые своей самостоятельностью и взрослостью, выходили мы из магазина с двумя увесистыми буханками, а дома оказывались - только с одной.
В июле на склонах прогретых летним зноем холмов созревала лесная земляника. И всё вокруг - и дыхание леса, и ветер, и вода в ледяных ручьях становились земляничными. Ее аромат был повсюду - в наших огромных корзинах, на липких порозовевших пальцах, на губах и щеках. И тогда баба Маша принималась готовить долгожданную пастилу: на огромных деревянных досках раскладывала она ярко красную земляничную массу и ставила на солнце. А потом осторожно сворачивала полупрозрачный рубиновый лист в тугую трубочку - и “как“ готов! “Как же вкусно, баба Маша! Как же вкусно!“
Моя бабушка и баба Маша умерли в один год. Мы хоронили их по разные стороны кладбищенской дороги. Мою - слева среди крестов и красных звёздочек, тимуркину - справа среди полумесяцев. Впервые они разъехались по разным улицам этого тихого города потухших звезд и полумесяцев. Непривычно и тоскливо им, наверное, быть так далеко друг от друга, ведь всю жизнь они прожили рядом.
С тех пор, как бабушек не стало, с Тимуриком мы больше не виделись. Как-то  неудержимо быстро полетело время, мы окончательно потерялись, забылись фамилии, адреса. Но в памяти остались запах кабинки переговорного пункта, тимуркино “Мася, масина!“,  раскосые глаза бабы Маши в лучиках морщинок и ее вкусные слова.
“Ипи“ - это хлеб...
Я ничего не забыла.