По питерски сыро.

 

Читателей: 18

Инфо

Железка скрипела, каблучки цок-цок, фары суетились по крупной сетке чулок. Ветер безбожно издевался над прической(убью этого Андерсона, встретится у жэдэ моста), пряди белоснежных кудрей неистово наплывали на глаза, сновали по лицу, подло щекотали ноздри. Шотландку то и дело задувало, очередная остановка(I wanna be loved by you( губки бантиком) Boop boop be doop). И вы думаете что я там увидела? Милый(весь такой как панда) гопник, все как в анекдотах: трико, барсетка, и огромная горсть семек, утопленная в пиве.
Час спустя моя «непреклонность» утонула в парах алкоголя, коими он меня одарял при каждом выдохе (нет, вы не подумайте, вентиляция была – мощный октябрьский речной ветер бессильно пытался меня спасти), по спине пробежал холодок(я писала, что был октябрь?). И вот среди тысяч звезд, названия которых мы так ловко выдумывали: «Три медведя, Большая кружка, а вон смотри мужик водку пролил .» - ловко рассказывал мой, уже не столь скромный ухажер. Накинув поверх зеленого шерстяного кардигана кожанку, он приобнял меня. Мускулистая, медленно перетекающая в двухдневную щетину, шея, щеки обветренные и впалые, сломанный нос – все говорило о его мужестве. Я что-то невнятно хмыкнула, жаркий укол поцелуя отозвался в ногах, опьянение и страсть давали о себе знать. Ответив ему взаимностью, нежно словно касание шелка вжалась в его щеку. Простояв еще минут двадцать, пропитываясь тишиной и промозглостью Невы, я распрощавшись с ним побрела домой.
День тянулся словно год, отмеряя мой пульс минутной стрелкой(вдали от милого оно не билось). Глупые соседи сновали по парадной, часто бранно ругаясь на меня и мою отрешенность. Но какое мне до них дело? Старые клуши и пердуны, что вы понимаете в любви? И я вновь уселась на пригретое место. Вечер окатил город огненным снегопадом.
Я шла на встречу, он улыбался, безумные карие глаза и страстные губы. Долгий поцелуй, от которого скрутило в точку все моё естество, я растворилась и понеслась по бликам солнца на воде. Редкий солнечный осенний вечер обещал стать предтече долгой зимы. А рядом он, и зима меня обойдет стороной, обжигающий легкие винный выдох моего мужчины перенес меня на Кубу. И мы вновь поцеловались.
Так пролетела осень, зима сгинула в теплоте нашей постели, весна иссушала наши вены вожделением, а лето было подобострастно. Я читала ему Лермонтова, Тютчева и Цветаеву; он рассказывал лихих девяностых, и именно в нашей абсолютной противоположности зарождалась вселенная чувств, которую нам предстояло изучить. Соседи ругали меня, но они завидовали – ведь они слышали все эти неистовые стоны и звон бабушкиного хрусталя. Да нам было тяжело, он не работал – часто перебивался ночными шабашками, но мне не приходилось класть зубы на полку. Мы любили друг друга, «а все что кроме» может обеспечить бабушкин антикварный столик.
Беда пришла не одна, в сентябре вернулся мой сын и старший внук, из долгой командировки. Они были потрясены застав свою седую бабушку в постели с обворожительным мальчиком, а я улыбалась. Иссиня-голубые глаза смеялись над всеми, пронизывали и сжигали как лед, только простынь отделяла меня от бестыдства.
Железка скрипела, подошвы чвак-чвак, фары суетились по черноте стен. Ветер безбожно издевался над прической, пряди седых кудрей неистово наплывали на глаза, сновали по лицу, подло щекотали ноздри. Угги намокли, слякотно. И вы думаете что я там увидела?..