Евгения Бильченко. Разговор по душам.

Интервью. Зарисовки.Этюды. / Читателей: 44

Инфо

«Растет скала – на краешке меня.
И я крошусь.
И прорастаю в сосны»

Интервью Натали Столяровой с поэтом, известным миру.

Евгения Бильченко. Профессор, философ, культуролог, писатель, поэт. О ней много говорят и пишут… Ее читают в разных концах планеты. Ее стихи, опубликованные на нашем сайте – поэзия высокого уровня. Не смотря на занятость, Евгения согласилась дать интервью для Poem4you.





Любовь поэта

Мессиям — дышать в затылки.
Окурком — чертить по коже.
Увидеть на дне бутылки
Не истину, а Серёжу.

Метать светлячковый бисер
Двенадцати звёздных дюжин.
В есенинских зябнуть — высях.
В есенинских греться — лужах.

Похерив планшет и гаджет,
Бить в бубен по кнопкам старым.
Вдыхать Рубаи сквозь ганжу -
Выкашливать Шветашвару.

Плясать на стальных качелях.
Кормить оловянных уток.
Молчать на святой вечере,
Любуясь лицом Иуды.

Ловить поезда в тумане.
Сирену дарить Силену.
Шутя, ворошить в кармане
Рублями чужих вселенных.

Народ целовать, как нищий.
На стадо плевать, как ментор.
Кормить их голодной пищей.
Быть избранным.
Быть бессмертным.

И сдохнуть, — больничным комом
Кукожась в постельных льдинах,
На праздный вопрос знакомых:
— Ты с кем? –
Прохрипев:
— Один я!

… А рядом – за стенкой самой
Девчонку гастрит утюжит.
Сидят у кровати: мама
И даже собака с мужем.

И хочется их не видеть
Ни почкой, ни третьим глазом.
Любовь улетает в Витебск,
Ползёт через Сектор Газа

И вниз по Неве болезной
Стекает в Херсон лучистый...

И, если уйти, – то честным.
И, если уйти, – то чистым.


— Евгения, любовь к поэзии Вам привила бабушка… Она тоже писала стихи?

— Нет, чтобы привить любовь к поэзии, — не обязательно самому писать стихотворения. Достаточно быть талантливым читателем чужих текстов, что не каждому дано. Лучше быть одаренным читателем, чем бездарным рифмоплетом. Бабушка была великолепным читателем, потому атмосфера в доме была наполнена духом поэзии от Мандельштама до Стуса и от Высоцкого до Бодлера.


— Вы так тепло вспоминаете свое детство в Ивано-Франковске, а Киев связываете с давним ощущением страха… Какие чувства вызывают у Вас эти города сегодня?

— В поздней юности мое отношение к Киеву поменялось с подозрительного на восторженное. Я наконец-то обрела свою малую Родину в образе киевской контркультуры, художественного андеграунда, нонконформистского искусства, в среду которых я попала благодаря  знакомству с поэтом Юрием Крыжановским. С той поры Киев существует для меня только как нетуристическая его часть в виде Пейзажной Аллеи и закоулков Подола – мест, где собираются вольнодумные люди, не могущие приспособиться к системе. В последнее время, вследствие планомерного уничтожения под видом европейских ремонтов, многих старых киевских мест, которые могут представлять опасность для идеологии своей инаковостью, я испытываю ужас и смятение, глядя на любимый город в апогее рогулизации. И подозрение вновь вернулось. 


— А представьте себе, что мы, набродившись вволю по закоулкам Подола, присели где-нибудь в тени Пейзажной аллеи и, потягивая горячий кофе из больших бумажных стаканов, просто беседуем…

— Представила, не считая того, что пол Пейзажной Аллеи разрыто и уничтожено.


— В одном из своих интервью Вы сказали, что «учиться мастерству можно только от сердца к сердцу», тепло отозвались о своих наставниках… А ученики у Вас есть?

— Конечно, да, учитывая, что пятый год я провожу Международный фестиваль поэзии, к финалу которого отбираю участников на мастер-классах из разных мест. Многие увлекаются, подражают, потом вырабатывают свой стиль, уходят. Это нормальное явление.


— Ваши стихи переведены на 23 языка мира, количество публикаций перевалило за несколько сотен… Вас вдохновляет такая огромная читательская аудитория? Как Вы относитесь к своей популярности?

— Переводы стихотворений начались с удивившей меня саму шумихи вокруг текста «Кто я?» (»Я – мальчик»), написанного скорее как интимный. Как отношусь? Во-первых, она не так огромна, как кажется. Во-вторых, к популярности научилась относиться с умеренным безразличием, учитывая, что, как я писала: «Слава – дура: она у пули берет урок». Надо бороться со своим тщеславием и давить в себе самолюбие. Иначе не сделаешь ничего толкового. Учусь это делать, тренируюсь на себе.


— Ты себя из себя давно и навек изжил.
Спят деревья, лелея древний смолистый хлам.
Ухудшается дело к ночи, когда из жил
Пробиваются ветки сердца -
И льнут к стволам. …
Это строки из «Баллады о Духе» Вы можете рассказать, как родилось это стихотворение?

— Это стихотворение родилось после моего возвращения домой из Питера с очередных гастролей. Бывает у творческого человека такое состояние: не хочется идти домой. Не хочется входить в семейную родовую карму. Не хочется выполнять обязанности правильной дочери, сестры, внучки, жены. Ослабляются все связи, кроме желания любви, свободы и рок-н-ролла, так сказать, а также желания, чтобы некий двойник твоего духа разделил с тобой всё это, всю эту неприкаянную ничейность. Потому и написала брату по духу и в Боге, который часто бывал в такой ситуации. Мне лично  состояние маргинальной богемной бесприютности и экзистенциальной бездомности по высокому своему индивидуализму напоминает фрагмент из Нового Завета,  когда Иисус отказал в просьбе вернуться к Матери, сказав, указывая на учеников: «Вот мой отец вот моя мать». Это не расхлябанность подростка. Это путь поэта, миссия. Когда постепенно ослабляются все связи.


— Соблазн извечный людской трухи:
На жизнь и брюхо — Христа менять...

Сначала я — создаю стихи:
Потом стихи — создают меня.
Рожденные стихи – как нечто живое, существующее само по себе?

— Безусловно. Текст рождается из реальности, отрывается от своего творца и начинает самостоятельную жизнь, во многом определяя саму реальность. Так и происходит, что текст в дальнейшем начинает обуславливать жизнь, включая биографию его автора, нарочно или не нарочно превращая ее в некий миф. Многие воспринимают это как эпатаж или браваду. На самом деле это – проявление Миссии.


— Многие Ваши стихи – как маленькие истории из жизни… Их ведь пропускаешь через свое сердце…Что помогает восстанавливаться хотя бы частично, чтобы не сгореть раньше срока?

— О том, когда ты сгоришь, ведомо только Богу: здесь важно не приближать, но и не экономить, потому что жизнь – понятие качественное, а не количественное. Из соображений же качества приходится искать способы реставрации. Моя реставрация – это сцена. Еще помогает одиночество. Люди часто не понимают, что на сцене я даю всё лучшее, что могу дать, начинают дергать и требовать внимания еще и после выступлений. И вот это многоликое общение, включая сети, очень изнуряют. Я стараюсь уделять внимание каждому, но понимаю: если не сокращать праздные беседы между работой и творчеством – люди, которые подчас обижаются на мою отстраненность, в итоге больше ничего нового из творчества не получат.


— Вы проникновенно читаете стихи перед аудиторией, а какое выступление Вам особенно запомнилось? Можно ли Ваши стихи послушать в записи? Вы поете?

— Нет, не пою, но другие поют на мои тексты, а записями полнится весь ютуб. Каждое выступление – уникально, потому запоминаются все. По этой же причине все забываются. Естественно, сейчас наиболее памятными являются все выступления на Донбассе. Из того, что в последнее время доставило радость: концерты в Питере и в Иерусалиме.


— У Вас есть стихи, которые никто еще не читал? Или, которые для очень узкого круга? О чем они?
 
— Только из раннего, что я считаю технически неудачным и не советую даже узкому кругу. О чем может быть раннее – исключительно о первой любви (улыбаюсь).


— Преподавание в университете дает Вам возможность постоянного общения с молодежью… Что Вам нравится в юном поколении, а что нет?

— Нравится умение иронизировать. Есть такая мысль, что в день, когда люди перестанут подтрунивать над чем-то, начнется тотальный фашизм. Постмодерная ирония, по поводу которой старшее поколение часто высказывается в духе «нет ничего святого», оказывается «святее» традиционной серьезности, постоянно таящей в себе опасность идеологического пафоса. «Взрослые» приходят к молодому поколению, таща за собой родовые травмы истории в лице Ленина ли, Сталина ли, Бандеры ли, на которых детям, в сущности, наплевать. И это хорошо. Потому что дети смотрят в будущее, они уже не такие, как мы, и их легкомыслие может как раз обернуться не коррозией морали, а умением разграничивать подлинную нравственность от ее политических эрзацев. Хотя в последнее время в связи с нарастанием пропаганды в России и в Украине, я боюсь, что появилось слишком много «правильных», «концептуальных» мальчиков и девочек, которым не дают покоя «лавры» гитлер-югендов. Вот это не нравится.


— Вы работаете над интересными темами в области философии… Где можно почитать Ваши статьи?

— На ресурсах google.academia и poezia.org есть огроманя коллекция, а также путем простого забивания фамилии в поисковик.


— А как продвигается работа над сборником рассказов о волонтерской работе? Как скоро мы сможем его прочесть?

— Сборник рассказов под общим названием «Извините за временные неудобства» вышел в рамках сборника «Чили» (Киев, 2015) и был презентован в ряде городов. Поскольку основной тираж уже распродан, можно обращаться ко мне через мессенджер или любым доступным способом  в личку по вопросам приобретения.


— Как Ваши родные отнеслись к волонтерской деятельности, выездам к местам боевых действий? Это же опасно…

— Они не знают… только муж.


— Какие идеи вынашиваете Вы сегодня?

— Надо провести пятый юбилейный международный фестиваль «Одна маленькая свеча», куратором которого я являюсь. Это будет уже осенью в Киеве. Надо съездить в Северный Потомак – меня там уже год дети ждут в русском колледже с выступлениями


— Женя, а в какую версию происхождения человека Вы верите?
 
— В духовном аспекте  - в креационизм. В телесном – в эволюционизм. Почему или творение, или развитие? И то, и то. Читайте Пьера Тейяра де Шардена, отца Меня, Вернадского, мистиков Адвайты..


— Что может спасти мир?

Ничего, точнее Никто, кроме Бога, если Ему будет угодно. Можно, конечно, ответить, что Любовь, но люди не хотят помогать Богу спасти мир, проявляя любовь. Поэтому отдельные ее проявления, даже в мелочах, — очень ценны.


— Вы любите яркое в природе, одежде?

— И в живописи. Люблю импрессионизм в мироздании. Люди слишком закованы в панцири догм, традиций, семей, верований, обязательств, чинов, соображений моды и благоразумия. Из всего этого выковывается серая масса сублимированных субъектов, внешне правильных, но внутренне неудовлетворенных. Лучше быть неправильным внешне, нести яркость и клоунаду, но при этом не допускать лжи внутри.Предпочитаю поведение трикстера. Шут может сказать королю ту правду, которую не смеет сказать министр.


— Вам свойствены безумные поступки?

— На «здравый смысл» не жалуюсь)))


— У Вас возникает желание пробежаться босиком по траве?

— Вот мне это напоминает знаменитое размышление Милана Кундеры из «Невыносимой легкости бытия». «Дети бегут по траве» — квинтэссенция китча, и каждый должен умиляться. Испытать радость от единения с миром и природой можно не только при помощи некого стереотипного действия. Несколько дней назад я прислонилась к могиле Девы Марии. И это была Радость. Еще месяц назад я читала в серой зоне и держала за руку луганскую бабушку. И это была Радость.


— Каким бывает Ваше идеальное утро?

Кофе, сигареты, поздно встать, возможность говорить на экзистенциальные темы… солнечно… и неспешность. Вот сегодня я отвечаю на ваши вопросы в отеле в Ришоне, Израиль, тепло. Рядом  - кофе, сигареты, за окном – негритянские песни. Пожалуй, идеальное утро.


— У Вас есть друзья в России? Что бы Вы хотели сказать им?

— Да, анекдотического советского ответа в стиле «родственников за границей не имею», давать не буду. Есть друзья в России, в Америке, в Израиле, на Кипре, в Европе. То, что я хочу передать своим друзьям, — это любовь, которая не зависит от места проживания, и выражается в моей поэзии. Если же вы имеете в виду какой-то политический подтекст, поскольку вы выбрали одну страну, не спросив, а что, мол, я хочу передать друзьям в Бельгии, отвечу так. Я передам: «Ребята, не дайте политикам обеих сторон нас сломать».