Теорема жизни ч.1 гл. 24

Семейная сага / Рассказ / Читателей: 12

Инфо

Часть 1 Две жизни Глава 24 ЖЕНЬКА  (продолжение)

И снова нахлынуло первое сентября, а с ним и студенческие будни. Ничего нового в техникуме не происходило, и единственным, светлым пятном для Женьки оставалась возможность каждый день видеться с Тамарой. Они с нетерпением ждали окончания занятий, чтобы не расставаться до вечера, до того момента, как вахтер общежития закроет все двери на ночь. Дома Тамару уже не представляли иначе, чем будущую невестку, а ее родители тоже были готовы принять Женьку в качестве мужа своей дочери.
Надо сказать, что в обоих противостоящих станах особого восторга от предстоящей свадьбы не испытывали, но с покорностью и готовностью приняли выбор своих детей.
Тамара смоталась домой одна, чтобы немного подготовить родителей к такому событию и не получила от них отказа, хотя причин, предотвратить это стихийное бедствие в виде свадьбы было предостаточно. Главной и самой веской причиной было то, что средняя дочь хотела устроить свою судьбу через голову старшей сестры, что в корне противоречило устоям русской провинции, тем более, ее деревни. Но портить жизнь Тамаре родители не хотели и, пусть скрипя сердце, но явно этого не показывая, дали добро. Всё должно было произойти в конце января, сразу после Женькиного дня рождения, когда ему стукнет девятнадцать. Тамаре к тому времени уже исполнилось двадцать. Кстати, и тот факт, что невеста была старше избранника, тоже был немаловажной причиной «против», но в конце - концов, что такое, какой-то год. В общем, формальности были устранены, и ничто не мешало молодым соединить свои жизни.
Дома у Женьки тоже не всё было ладно. И, если мама с бабушкой, как-то быстро смирились с предстоящей свадьбой, то многочисленные родственники по линии отца приняли новость в штыки. Разумеется, никто с ними советоваться не собирался, тем паче, прислушиваться к их мнению, но настроение они всем подпортили изрядно. Речи о том, чтобы кто-то из них ехал в «Косолапово» на свадьбу, не было, да и никто, наверняка не изъявил бы такого желания. Просто решили, что по возвращении молодых в город, мама организует небольшой вечер для родни. Это было совсем ни к чему, но полностью отворачиваться от родственников было не совсем удобно.
Но всё это было еще впереди, а пока молодым предстоял целый семестр ожидания и учебы, до которой, честно говоря, руки частенько не доходили. Но слово «надо» еще никто не отменял, и до диплома оставалось совсем не много: зимняя сессия, преддипломная практика, государственные экзамены и…долгожданная свобода. На практику заранее было решено ехать только вместе, о чем деканат в известность был поставлен еще в сентябре, но никто и не возражал, главное, чтобы были приглашения для двоих и больше, с чем наблюдалась явная напряжёнка. Но, как бывает, всё становится на свои места, и уже в середине семестра будущие молодожены знали, что практику проведут в Волгограде, впечатления от которого еще не успели остыть.
В общем, всё шло своим чередом, но вдруг на горизонте снова замаячил Валерка, с которым последнее время Женька почти не виделся. Они избегали встреч, а когда на лекциях оказывались в одной аудитории, садились в разных концах. Честно говоря, им общения не хватало, но Женькина гордость пополам с упрямством не позволяли ему пойти с бывшим другом на мировую. Слишком памятны были события с математикой, и обида за то, как Валерка подставил его перед Мадамовной.
«Привет, Дон Кихот!» - голос Валерки, словно резанул по ушам.
«Привет» - не поворачивая головы, сквозь зубы ответил Женька.
«Тебе не обязательно со мной целоваться, обойдусь, но дело есть, которое и тебе выгодно, так что изволь выслушать» - в голосе «друга» звучали металлические нотки.
«У нас не может быть никаких дел, все давно сделаны по твоей милости. Не мешай, у нас зачет по экономике у Корчмаря, надо повторить».
«Вот и я про Корчмаря! Короче, не выпендривайся, а послушай. Тебе понравится, а если нет, то черт с тобой, найду другого»
«Ладно, говори, только учти, ни на какие авантюры с тобой я больше не подписываюсь, понял?»
«Хорошо, хорошо, не кипятись. Короче, я с Филиппком (кличка за глаза преподавателя экономики Виктора Филипповича Корчмаря) договорился на автомат. Мы только должны сделать ему 30 планшетов «наглядки». До сессии еще полтора месяца, так что, успеем. Материалы все есть, надо только склеить рамки и натянуть на них плакаты, одному мне не справиться. Ты же тоже не горишь особым желанием, сдавать ему. Ну, как, годится?»
«Годится! Раз надо, значит, сделаем, но не обольщайся, я с тобой буду только работать и ничего больше, устраивает? И, что, кроме меня не с кем договориться? Никто не хочет не сдавать? Любой поможет»
«Ну, что, мне с бабами пахать? Да, и еще есть один момент, без тебя мне никак»
«Ну, вот с этого и начинал бы» - Женька насторожился. От мнимого друга можно было ожидать любой выходки.
«Нет, ничего страшного, не напрягайся. Просто я с Дорой (староста группы 35 лет от роду) поспорил, что сдам экономику не меньше, чем на четверку»
«И на что поспорил?»
«Ммм, если сдам, она за меня замуж выйдет…»
«Что??? С ума сошел? Зачем тебе это надо? Да и старше она тебя лет на пятнадцать и, вообще,  стерва, еще та…»
«Так получилось, И никто не собирается жениться, так поржем и все» - Валерка совсем уже уверился, что всё у него срастется.
«Идиот! Что еще скажешь…» - сказал Женька, не без отвращения.
«Там видно будет, главное, от экономики откосить. Ну, что, заметано?»
«Заметано! Позовешь, когда надо будет. Только заранее, а не в последнюю минуту»
На том разговор закончился, а уже через пару дней Валерка сообщил о готовности к работе.
Самое удивительное, что планшеты они сделали очень быстро. Не понадобилось даже двух недель. За свою работу им не было стыдно, всё выглядело на пять с плюсом. Оставалось только, чтобы Филиппок не выкинул что-нибудь в последний момент. Но на всякий случай перед экзаменом каждый запасся шпаргалками.
Заходили на экзамен, как и на математику, последними, чтобы остаться с преподавателем с глазу на глаз, взяли билеты, сели по местам и лихорадочно стали рыться в своих шпорах.
Когда последняя девчонка покинула аудиторию, Корчмарь раздраженным голосом произнес, чтобы было слышно только этим, двоим; «Вы, что, мне не доверяете? Стыдно! Я все что обещаю, делаю»
«Нет, что вы? Мы просто, чтобы девчонки видели, а вам верим, как иначе!» - выпалил Валерка, в то время, как Женька молча ждал, что будет дальше.
«Валерий, к доске! Бери планшет и читай громко вслух» - протянул Корчмарь один из шедевров, еще не успевших до конца высохнуть.
Валерка громко с выражением пробарабанил весь текст с плаката и замолчал.
«Что, молчишь? Бери второй и тоже читай» - полушепотом сказал преподаватель
Валерка прочитал и то, что было изображено на втором плакате.
«Достаточно, зачетку, четыре, можете быть свободны!»
Наверное, только в эту секунду оба авантюриста окончательно поняли, что с ними ведут честную игру.
«Спасибо, Виктор Филиппович! До свидания!» - пробормотал, ошалевший от счастья Валерка, закрывая за собой дверь аудитории.
«Евгений, не сочтите за труд, отдать мне всё ваше рукописное творчество, оно вам не понадобится, и извольте почитать вот эти три плаката» - что-то издевательски насмешливое было в голосе Филиппка.
Огласив содержание предложенных планшетов, Женька с надеждой посмотрел на свою зачетку, которая лежала на столе нераскрытой.
«Еще почитайте мне вот это» - указка уперлась в один из старых, довольно потрепанных плакатов.
Это было явно не по теме, но Женька безропотно выполнил пожелания учителя, только робко спросил:
«Почему так много, Валерка читал только с двух планшетов?»
«Молодой человек, если вам хватит четверки, ради Бога, можете уходить, но у вас текущая оценка пять, значит надо соответствовать. Так что, еще одну картинку, будьте  любезны!»
После чего, Филлипок, в присущей только ему манере, размашисто написал в зачетке «отлично» и не менее размашисто расписался.
«Прощайте, приятно было иметь с вами дело, хотя, уверен, вы бы итак всё сдали, но это уже меня не касается. Всего доброго»
Поспешно бросив слова благодарности, Женька оказался перед всей группой, которая, не прекращая, обсуждала Валеркин подвиг.
«Да, понятно всё! Опять нахимичили! Ты бы в жизни не сдал Филиппку!» - больше всех звенела самая горластая в группе Света из Еманжелинки, поселка что в пятнадцати минутах езды от города.
«Кончайте базар, никакой химии, я с ним две недели занимался, у нас был договор о взаимопомощи. Четверка его честная!» - спас ситуацию Женька, которого подозревать вряд ли бы кто, осмелился.
«Слышали? Вот так! Дора, пошли подавать заявление!» - Валерка уже воспрял духом и был готов к новым авантюрам. А Женька только сейчас понял, что об их споре знали исключительно все, разумеется, кроме него самого. И не удивительно, слишком мало времени Женька уделял своим однокашникам, да и зачем? Он всегда торопился скорее убежать, чтобы встретиться со своей Тамарой, а тратить время на болтовню с девчонками у него не было никакого желания.
«Хорошо! Завтра в 9-00 встречаемся у ЗАГСа. Только без опозданий. И, чтобы все слышали: что будет с тем, кто заберет заявление?»
«Ну, я то не заберу!» - Валерка просто сиял от счастья.
«Посмотрим, но все-таки?» - не отступала Дора, Валерка отчеканил, как отрезал:
«Короче, так – если я появлюсь в ЗАГСе, чтобы забрать заявление, то на ваших глазах здесь в любое время выпью из горлышка бутылку Бренди 0,8. А если не я, то Дора то же самое сделает, только с нее хватит и 0,5. Честно?» - Валерка просто торжествовал.
На том и порешили. Порешили и забыли начисто, пока вдруг главный виновник снова не объявился, чтобы напомнить о часе Х, который наступит в субботу, о часе регистрации его с Дорой брака.
«И чего ты так нервничаешь? Не пойдешь и всё» - успокаивал Женька.
«Не пойду и проиграю, пойду – тоже проиграю, что делать?»
«Господи, ну выпьешь Бренди, подумаешь…»
«Я не смогу из горла целый пузырь»
«Вот тогда и будем думать» - Женька стоял на своем, но в пятницу, поддавшись на уговоры, пошел с Валеркой в ЗАГС, чтобы проверить, не забрала ли Дора заявление.
А она, или кто-то по ее просьбе, уже побывали здесь, и никакой регистрации в субботу состояться не могло. Валерка просто был на седьмом небе, но радовался он рано. Оказывается, Дора и не думала забирать заявление, а на самом деле ее подруга всего лишь договорилась с администратором ЗАГСа, поставить в известность незадачливого жениха, если ему вдруг заблагорассудится сюда явиться, что он уже опоздал. Это при всех прочих нюансах было поражением, за которое следовало платить, то есть, пить при всех из горлышка полную бутылку сорока двух градусного напитка.
«И что теперь делать?» - ныл Валерка по дороге домой.
Но азарт взял верх над непримиримой враждой. И Женьке самому захотелось провести на мякине, хитро-мудрую, Дору. Зуб на нее еще со злопамятной делёжки, заработанных ими денег, в колхозе, продолжал болеть.
«Не бери в голову, всё продумано, пошли покупать Бренди, кстати, а та бутылка, что мы когда-то пили, жива?» - Женька уже весь был в предвкушении расплаты.
«Да, стоит в серванте, как новенькая, там еще немного осталось»
«Классно! Пошли, увидишь что я Доре приготовил. Купишь, и дуй домой, я приду через час, только ничего не делай без меня» - бросив эту фразу на ходу, Женька помчался сначала к Тамаре, предупредить, что будет занят, а потом домой.
Вечером  «химики» встретились у Валерки дома. Перелив остатки спиртного в пустую бутылку из-под лимонада, и, убедившись в ее презентабельности, Женька велел заварить свежий чай и разбавить его до цвета коньяка, чем Валерка и занялся. А сам, достав прихваченный из дома шприц с толстой иглой, начал самое ответственное дело. Аккуратно сняв круглую этикетку из фольги с винтовой крышки новой бутылки, он проделал в крышке микроскопическую дырочку с помощью иглы и скрупулезно, шаг за шагом, высосал из бутылки почти все содержимое, выливая Бренди в пустую молочную бутылку. Потом, так же тщательно, с помощью того же шприца, наполнил чаем, успешно приготовленным его помощником, еще час назад, полную бутылку, добавил сверху пару шприцев Бренди и поставил ее отстояться. На шляпку крышки Женька с ювелирной точностью снова приклеил этикетку, тем самым закрыв дырочку, единственную улику его химического опыта. Оставшийся чай они через воронку влили в «старую» бутылку и закрутили крышку. Только пена во второй бутылке не желала исчезать. После некоторого замешательства, они добавили в нее еще немного чая и тем самым эту пену выдавили.
Слив лишний чай, комбинаторы снова закрыли бутылку, причем, с виду она ничем не отличалась от запечатанной, разве только, усики на пробке были повреждены и при желании это можно было увидеть.  А запах и вкус планировалось сделать на улице перед самым началом мероприятия, добавив в чай немного Бренди и обильно смочив им же крышку, в которой была белая плёнка, способная впитать в себя и хранить столь необходимый запах. Женькин план был прост, как всё гениальное. Если с открытой бутылкой Валерку подловят (мало ли), то тогда он нехотя достанет из сумки запечатанную и позволит Доре самой ее открыть. Треск ломающихся усиков будет полной гарантией того, что бутылка прямо из магазина. А Бренди, как продукт более легкий чем вода, в большей степени останется сверху, гарантировав нужный запах. Но сильно комбинировать им не пришлось: открыв перед всеми уже открытую бутылку, Валерка протянул ее к носу Доры, которая, сморщившись, отмахнулась:
«Да, верю, верю. Пей уже, нам некогда»
Скорчив гримасу, Валерка приложился к горлышку и стал жадно глотать, мнимый Бренди.
Все вокруг заворожено следили, как напиток перекочевывал из бутылки в его желудок.
Остановившись пару раз и понюхав рукав куртки вместо закуски он снова принимался заглатывать чай, при этом морщился, всем видом показывая свое полное отвращение к содержимому бутылки. С последним глотком, он передал пустую тару Женьке (на всякий случай), а сам нетвердой походкой подошел к диванчику и плюхнулся на него, откинувшись назад. Сколько он так просидел, никто не считал, но девчонки начали беспокоиться. Потом Валерка открыл глаза и немного заплетающимся языком произнес:
«Всё, в расчете, все свободны. Жека, не в службу, помоги добраться домой. На такси поедем, мне не дойти»
Только в такси он перестал изображать из себя смертельно пьяного, а дома им сам Бог велел выпить по-настоящему за успех проведенной операции Это их не помирило, но какое-то зернышко к примирению все-таки посеяло. Оно взойдет, но еще очень не скоро.
Пройдут годы и немалые…
                          * * *
Так вот, Валеркина свадьба не состоялась, а до Женькиной, было уже рукой подать.
Девятнадцатый его день рождения не отмечали, просто посидели немножко дома, выпили вина, съели бабушкин обед, посмотрели телевизор и всё. Да и когда отмечать, если через день все вместе уехали в деревню. По этому поводу мама накупила разных консервов, но главное, шпротов (ужасный дефицит), несколько бутылок шампанского, конфеты, два торта и, об этом надо сказать особо, приготовила большую кастрюлю салата «Оливье», главного блюда на всех праздничных столах СССР. Тогда даже существовала примета, что если на столе нет салата «Оливье», значит не праздник и наоборот. То есть, представить себе свадьбу без основного блюда страны развитого социализма было невозможно.
Так же невозможно себе представить судьбу этого салата, которая была уготована ему в доблестном селе «Косолапово» - его просто вывалили свиньям, потому что гостям это диковинное блюдо по душе не пришлось, но это было потом. А пока, предстояло бракосочетание и молодые не могли дождаться, когда, наконец, а это было самым важным для них, они смогут на законных основаниях, не прячась и не озираясь на шорохи, лечь вместе в постель и уснуть в объятьях друг-друга. О большем они не мечтали, в маленьком доме уединиться по-настоящему у них возможностей было маловато, но и то, что предстояло, уже было верхом счастья. Лежать рядом и ощущать каждой клеткой тепло любимого человека – что может быть приятнее, что может так возбуждать, порождая невероятные фантазии, которым суждено будет, в недалеком будущем, стать реальностью.
Свадьба стала для Женьки полным откровением. До этого ему не приходилось бывать ни на одной деревенской свадьбе вообще, а тут сразу на своей. С ним вместе поехали, разумеется, мама с младшей сестрой Наташкой и его единственный друг и сосед по дому, Сережка, с которым он последнее время тоже не часто общался, но ближе у него всё равно никого не было, а как без свидетеля?
Всё проходило по истинно русским обычаям. Сначала надо было выкупить невесту, о чем Женька и не подозревал, и никто ему об этом не сказал. Хорошо, теща выручила, сунув ему в карман какие-то деньги, а иначе имел бы жених бледный вид. Потом пешком отправились в Сельсовет, где расписали молодоженов  без каких-нибудь проволочек, и пошли они оттуда домой снова пешком в сопровождение целой свиты родственников, соседей и гурьбы местной детворы. Причем, на протяжении короткого пути домой, все улицы были перегорожены деревенскими блюстителями свадебных обрядов, где Сергею приходилось всем наливать водку и пить за здоровье молодых, тем самым, получая зеленую улицу. Сами, молодые, старались не очень прикладываться к спиртному, ведь впереди были два, а то и три дня застолья, но избежать полностью этого было трудно. Но Сергей с честью выдержал это испытание, и у него хватило сил до самого конца.
Столы накрыли в доме, народу собралось множество, и все в основном были Женьке не знакомы. И пошел настоящий деревенский пир горой. Сначала всё было более, или менее организовано: говорили тосты, кричали горько и молодожены не уставали целоваться при всей этой честной компании, нисколько не стесняясь, наверное, впервые, делая это с каким-то вызовом. Целовались по-настоящему, не отрываясь друг от друга, пока неистовая толпа считала от одного до бесконечности и останавливались, когда счет прекращался и народ заново наполнял стопки. Стол ломился от всевозможных блюд: одних пирогов было около десятка, причем, все с разной начинкой: с грибами, с мясом, с капустой, с рыбой и конечно с ягодами, не смотря на то, что за окном стояло тридцатое января. Глаз не мог охватить бесчисленных солений. Здесь были и грибочки разных сортов, и огурчики, и помидорчики, и царь всех холодных закусок, соленый арбуз. За одними блюдами приносили другие. Все пили и ели, пели и шутили, только молодожены сидели молча и  с завистью наблюдали за шумным застольем.
Если Женькиной маме деревенская свадьба была не в диковинку ( на Украине ей доводилось бывать на свадьбах еще более пышных и шумных, как бывает только в украинских деревнях, тем более, населенных на половину евреями, которые погулять любили и очень хорошо это умели), то Наташка, сидела, раскрыв рот, Ей все нравилось и песни, и матерные частушки и, особенно, пироги, которых дома она никогда не пробовала. Бабушка, конечно, готовила не хуже, в чем-то даже лучше, просто она готовила совсем другую еду, городскую, что ли..
«Жень, вот, когда все разойдутся, наедимся. Нам всего оставили. Но всё равно, хоть, что-нибудь ешь, а то пьяным будешь, а я с пьяным спать не хочу» - шептала Тамара, подкладывая молодому мужу в без того полную тарелку.
«Да, не могу я есть, все смотрят в рот. Когда уже начнут уходить? Не будем есть, сразу в постель пойдем, я уже соскучился» - шептал Женька в ответ.
«Надо отдохнуть будет, завтра с пяти утра начнут приходить похмеляться, а потом всё сначала и до самого вечера. Вечером чай, сладкие пироги, хворост, торты, но снова самогонку будут глушить, такой народ» - сочувственно говорила очаровательная в своем белом платье и фате уже не невеста, а жена.
«И сколько дней это будет продолжаться?» - Женьке уже ничего не хотелось так, как просто укрывшись одеялом, прижать к себе Тамару, и там, хоть трава не расти.
«Они могут и целую неделю ходить, но отец приваживать алкашей не будет, разгонит всех, они его уважают и боятся, так что, немного потерпеть придется, я сама бы, хоть сию минуту, сбросила с себя всё и на перину, ты на перине спал?»
«Нет, но знаю, что это постель из пуха. Эх, скорей бы всё кончилось»
Но у деревни есть одна особенность: здесь затемно встают на работу, но и ложатся спать тоже с темнотой, поэтому часам к восьми народ постепенно стал расходиться, чтобы с утра пораньше вернуться к этому гостеприимному столу. Расходились шумно, каждый стремился расцеловать молодых, и, как подобает, мужики лезли со своими поцелуями к Тамаре, которую рьяно оборонял отец, а бабы со своими пьяными нежностями не давали расслабиться Женьке. Он едва успевал уворачиваться, чтобы никого не дай Бог, не обидеть, от  раскрасневшихся, от водки и потных от жары в доме, пьяных представительниц «слабого» пола.
Наконец стало тихо. Ничего не хотелось делать и пока Женькина мама, Тамарины родители и сестры наводили порядок, молодожены под шумок упорхнули в отведенное им для брачной ночи гнездышко. О, сколько фантазий было у Женьки по этому поводу, как он мечтал оказаться с молодой женой в жаркой постели, чтобы насладиться ночью любви, но едва коснувшись подушек, они провалились в бездну сна. Усталость беззастенчиво испортила им первую брачную ночь, хотя, не спи они, все равно не решились бы претворить в жизнь свои мечты и желания. Нет, настоящая первая, брачная ночь у них уже была в Новый Год в общежитии, но то была ночь с оглядкой, когда они, словно воровали свое счастье. А сегодняшнюю ночь, когда всё уже, казалось, было им дозволено, украла усталость. Но и сон в крепких объятьях, тоже был счастьем, пусть не полным, но счастьем единения тел и душ… И даже голод не смог им помешать обрести покой после этого головокружительного, пусть и самого важного, дня их жизни. Постель приняла молодых и ночь встала часовым у их ложа, охраняя этот молодой, счастливый и такой трепетный сон.
А утро наступило, не успели оглянуться. Вставать не хотелось. Женька прижал к себе свое сокровище и совершенно не горел желанием выпускать из своих крепких объятий. Она тоже была совсем, не против, не покидать теплую перину до самого вечера, но обязанности молодоженов заставляли подняться, привести себя в порядок и встречать уже истосковавшихся за ночь по водке и самогону гостей, первые из которых появились на пороге уже около шести утра. Снова накрыли столы, снова они ломились от вкусностей, но на этот раз, молодые, уже на правах молодоженов на полном основании, не стесняясь поглощали пироги с мясом и грибами в прикуску с солеными помидорами и огурцами.
Изюминка любого Советского застолья, многострадальный «оливье», так и не тронутым перекочевал в большую лохань, из которой его с огромным аппетитом хлебали два огромных кабана. Ну, не пропал салат, пошел в пользу и хорошо, только Женькина мама никак не могла взять в толк, почему это изысканное в городе блюдо не пришлось по душе деревенским гурманам.
Первое, с чем пришлось Женьке с утра столкнуться, был очередной обряд. Он должен был, сказать «спасибо» родителям жены за дочь, которую они для него сохранили чистой и нетронутой, выпить полный бокал водки, чего ему совершенно не хотелось, и вдребезги разбить его об пол. Подали водку в только что подаренном им на свадьбу, хрустальном фужере. Ладно, выпить, это еще, куда ни шло, но разбить новый дорогой фужер – ни в какие ворота не лезло. Женька стал отнекиваться, мол, еще не все собрались, но не отрезвевшие еще с вечера  гости требовали исполнения обряда. Ему ничего не оставалось, как залпом осушить фужер и неуклюже уронить на пол, предварительно подставив ногу, по которой бокал благополучно скатился на половик, звякнул, но остался целым. Сплетни по поводу нечестности невесты были обеспечены на год вперед. Но такого уже не могли допустить Тамарины родители, прекрасно понимавшие Женькин маневр.
«Нет, гости дорогие, не будем спешить, сейчас все подойдут, и Женя нам покажет, какую замечательную жену для него сберегли» - вмешался Михаил Максимович.
Временно вопрос был снят, но через полчаса, когда в доме уже снова было яблоку негде упасть, он сам поднес Женьке стеклянный бокал с водой, который тому предстояло выпить вместо водки и наотмашь грохнуть о дубовые половицы. С этим молодой муж справился блестяще: и поблагодарил второй раз родителей, и выпил воду, слегка скривившись, как от водки, и со всего маха шарахнул бокал об пол. Он рассыпался на множество осколков, которые потом долго находили по разным углам дома. Гости были в полном восторге, и громогласное «молодцы» не умолкало очень долго. Складывалось впечатление, словно это была не свадьба, а финал какого-нибудь чемпионата по хоккею, так дружно гости приветствовали молодоженов. В этот день молодые не устали, они вели себя, как дома, никого не стеснялись, ели, что хотели, пить их никто не заставлял. Тосты сменялись тостами, блюда на столе новыми блюдами и так до вечера. Потом все снова лезли целоваться, но большинство уходило, чтобы завтра уже не возвращаться. На утро пришли только несколько самых больных, которым, Тамарин отец всучил по бутылке самогона, и в доме воцарилась долгожданная тишина. Пока наводили порядок, Тамара с Женькой проведали тятю, Тамариного дедушку, выпили с ним немножко, угостились грибочками и картошкой с капустой, потом погуляли по деревне, ловя на себе разные взгляды, но, особо, не обращая на них внимание.
Дома их ждал настоящий, вкусный, семейный обед, когда вокруг были только свои. Господи, какое же это счастье – просто поесть в кругу родных и близких, когда никто на тебя не пялится, и все желают только добра и счастья. За столом собрались самые близкие:
Тамарины родители и сестры с братом, Женькины мама и сестра и, конечно, Тамарин дедушка, отец Полины Васильевны – тятя, которого все обожали и всегда рады были видеть. Но только в этом доме, в отличие от домов остальных дочерей, он чувствовал себя по-настоящему дома. Посидели прекрасно, выпили совсем чуть-чуть, поговорили, немного попели, в общем, отдохнули от прошедших дней в семейной тишине.
Вот, только Женьке не могло и присниться, какое испытание ожидает его вечером. Но даже это, не самое приятное событие, осталось самым ярким воспоминанием в его жизни, потому что вечером, он, наверное, впервые ощутил себя настоящим, без всякой натяжки, мужчиной, мужиком, которому по плечу все на свете и, который ко всему этому готов.
После ужина Тамара с Колькой ушли провожать деда, мама с Наташкой пошли спать к соседям, у которых был огромный дом по соседству, Сережка ушел с ними. Так незаметно за столом остались только тесть с новоиспеченным зятем. Случайно так произошло, или всё было подстроено, это осталось тайной за семью печатями. Главное было в том, что за столом остались два мужика, которым было о чем поговорить.
«Ну, зять, выпьем?» - спросил Максимыч, наливая в стопки водку.
«Выпьем!» - отказаться у Женьки и в мыслях не было.
Выпили! Постепенно завязался разговор, в котором Женька, как на экзамене, всё больше был в роли студента, хотя он и был студентом, и в техникуме, и в жизни, которую ему еще предстояло освоить и изучить.
«Значит, на практику вместе поедете?» - тесть взялся за бутылку, чтобы снова разлить по стопкам.
«Ага, зачем же нам теперь ехать врозь?»
«И то верно. Ну, выпьем за вас, чтоб всё у вас сложилось!»
«Спасибо! И у вас пусть всё будет хорошо!» - добавил Женька.
«Ты не сиди, ешь, давай. Вот мясо, сало, грибы огурчики с помидорами. Хочешь, пирог разогреем?»
«Нет, спасибо, всего хватает» - Женька забросил в рот красный, сочный помидорчик.
«Ты, Жень, не обидься на меня, но за Тамару, я тебе быстро кости пересчитаю, если что»
«Не волнуйтесь, я ее люблю и не обижу»
«Ну-ну, хочется верить. За это надо выпить. Как? Будешь?»
«Буду, только водки нет, кончилась»
«Нет, так, будет. Сейчас»
Максимыч спустился в погреб, или, как его здесь называли «голбец» и вернулся с большой бутылью самогона, подкрашенного под коньяк. Такие раньше, да и теперь называют четверть, потому что в ней два с половиной литра.
«Вот! А ты говоришь, нет! Выпьем?»
«Конечно, за ваше здоровье!»
«За здоровье всех и твоей мамы, Марии Ефимовны, я ее очень уважаю»
Выпили, закусили… Так незаметно пролетело несколько часов. Четверть опустела, а разговор продолжался.
«Значит, хоккей совсем бросил?»
«Да, некогда, да и не Харламов я, Зачем зря время и здоровье тратить? Теперь надо о жене думать и вообще о будущем»
«Вот, это правильно. За это надо выпить! Выпьем?»
«Запросто, но опять нечего» - сказал Женька в надежде, что больше пить не придется.
Столько он не пил за всю свою короткую жизнь. Нет, не за раз, столько он не выпил вообще за всю свою сознательную жизнь. Сегодня им был установлен личный рекорд, который побить не доведется никогда. Он еле сидел, но из последних сил держался. Мясо и сало сделали свое дело, помогали оставаться относительно трезвым. Великая сила – жирного над спиртным!
«Сейчас всё будет. Погоди» - и тесть снова проворно спустился  в голбец, вернувшись с литровой банкой своего доморощенного зелья. Надо сказать, самогон был, хоть и крепким, под 65 градусов, но чистым. Голова от него не болела. Пока не болела.
«Ну, выпьем?» - весело спросил он, наполняя стопки.
«Выпьем!» - собрал все свои силы в кулак молодой зять.
Проверка на вшивость продолжалась еще пару часов, пока и этот литр благополучно не был выпит.
«Знаешь, зятек, а я рад, что дочка с тобой. Ты мужик правильный. Молодой? Да! Но не глупый, а это главное и многого сможешь добиться в жизни. Мне почему-то так кажется. А я редко ошибаюсь. Где-то у меня еще заначка была»
Он долго лазил по всем углам, но заначку в виде початой бутылки водки нашел в валенке на печи. Она была, почти горячая, и Женька понимал, что это будет последняя капля, но отказаться не мог. Стоять, так до конца.
Выпив по стопке этого горячего пойла и запив рассолом, они еще немного поговорили о жизни в городе, о предстоящей работе по направлению и о многом еще.
«Ну, дорогой мой Женька, давай последнюю пополам»
«Нет, не могу пополам. Я пью только до дна. Пейте и мне оставьте» - Женька шел ва банк.
«Я тоже не оставляю, мы похожи. Добре, поделим поровну» - и Максимыч отлил половину стопки в свою, пустую.
Как Женька и предполагал, последний глоток встал поперек горла и готов был вырваться наружу прихватив с собой всё, что Женькой было выпито и съедено за последние сутки.
«Я на минутку» - только успел бросить зять и пулей вылетел в огород. Там по колено в снегу он не стал сдерживать души, отнюдь, не прекрасные порывы и в мгновение очистил желудок. Затем, умывшись пушистым снегом, отхлебнув из ковшика в сенях ледяной воды, как ни в чем не бывало, вошел в кухню и бодро произнес:
«Ну, что, Михаил Максимович, выпьем на посошок?»
«Хватит! Всё спать, завтра еще мясо рубить в дорогу. Давай, спокойной ночи. Женщины, наверное, в комнате вашу кровать заняли, так что падай на диван, а я к бабушке под крылышко» - довольно трезвым голосом пробурчал тесть.
Женька нетвердой походкой отправился на диван и в душе ликовал:
«Я этот экзамен сдал на отлично!» - в том, что это был экзамен, он уже не сомневался.
А Михаил Максимович, примостившись возле жены, не без восхищения, прошептал:
«Наш мужик! Крепкий, настоящий!»