К последнему приюту
Философская лирика / Читателей: 39Инфо
Когда толпа в лицо завоет воем злобным
И до последнего предела доведёт меня,-
Я лягу в гроб с достоинством спокойным,
Ни в чём, ничем и никого не обвиня.
Взвалив на плечи мой приют печальный
Враги, слезами поливая скорбный путь,
Под вьюжной замети мотив венчальный
Снесут туда, где мне удастся отдохнуть.
Друзья склонятся, скрыв злорадные улыбки,
Входя в экстаз от пафоса надгробных слов.
Любовницы, чьи чувства мимолётно-зыбки,
Прошепчут тихо про себя: “Была любовь!“
Гроб, знаю, будет мне невероятно тесен
(Я ж даже и Вселенной был стеснён),
Но в глубине земли, где нет стихов и песен,
Уже навечно я останусь заточён...
Как страшно, сыро, холодно, темно
В могиле, из которой нет возврата...
Неправда, что мне будет всё равно -
Забудут или вспомнят обо мне когда-то.
Я жить хочу, хоть знаю: все умрём,
Истлеем в прах и не останется костей...
Но если кто-то помнит - мы живём,-
Я буду жить в умах, в сердцах других людей.
А коль окажется, что вовсе не сумела
Моя поэзия помочь сердцам любить,
То обратится в тлен душа быстрее тела,
И значит незачем мне было дальше жить.
Не будет разницы: живым или покойным
Тлеть примитивно без душевного огня...
Я лягу в гроб с достоинством спокойным
Ни в чём, ничем и никого не обвиня.
Комментарии (2)
примитивно, кустарно, не образно, подбирание слофф по мере поступления рифмы, излюбленный способ начинающих афторов
Юрий Иванович, вот прям бальзам на все места старому зануде! Сейчас прокашляюсь и прочтём Вами написанное заново, но уже глазами читателя, а именно одним глазом старого зануды Дио (вторым глазом я буду подглядывать за Вашей авторской реакцией).
Не возражаете?
Когда толпа в лицо завоет воем злобным — Вот прям так и вижу Владимира Ильича на броневичке, выступающего пред меньшевиками либо левыми эсерами. Только оные могли себе позволить воем выть, а все прочие без обиняков сразу за революционный К96 либо более распространённый револьвер системы братьев Наганов и в расход. Юрий Иванович, а что ещё можно делать воем, как не выть?
И до последнего предела доведёт меня, — Юрий Иванович, а сколько вообще у Вашего ЛГ пределов было? Вот у кошки девять жизней, а тут с какого раза бедолага от воя завывания порешил гикнуться? Ну не дуба же он дал, всего-то писака-пиит, а не предводитель дворянства.
Я лягу в гроб с достоинством спокойным, — Вот я завсегда говорю, что пока у меня есть достоинство я -мужчина! И я, когда лягу, буду иметь спокойное достоинство, с беспокойным то будет несколько не комильфо лежать в домовине. Да и никто не ляжет добровольно с таким беспокойством в гроб, с таким счастьем только в койку, и тут уж Вам выбирать к кому.
Ни в чём, ничем и никого не обвиня. — Юрий Иванович, поэты обычно пишут (предварительно хорошо поразмыслив) не «не обвиня», а «не обвинив» либо «не обвиняя», а всё остальное мещанизмы.
А далее ещё смешнее, Юрий Иванович! Враги по Вашему ЛГ слёзы льют, друзья зларадствуя лыбятся, гадский плотник сколотил домовину не по размеру. И ко всему этому оказывается бедолагу живьём закопали! А как ещё можно истолковать строки о том, что в могиле «страшно, сыро, холодно, темно»! И далее Вы утверждаете, что Ваш ЛГ живее всех живых хотя и уже на двухметровой глубине, эвон как он из-под земли завывает «Я жить хочу, хоть знаю: все умрём».
Ох, Юрий Иванович, ну вот зачем Вы так и без «Нарзана» по мозгам читателя измученного постновогодним синдромом "Courvoisier"?
Но я бы мог Вас простить, Юрий Иванович, ежели бы Вы иллюстрировали свою работу роликом похоронной процессии вот этакого плана:
С уважением, старый зануда Дио