Алекс

Проза / Рассказ / Читателей: 40

Инфо

- Вы отправлять или получать?

- Доброе утро!

- Паспорт с собой?

- Да.

- Заполняйте на обрстрнепаспртнданыедатаподпись.

- Что, простите?

- Заполняйте!

Женщина, сидящая по ту сторону стекла, начинала злиться, но глаз на стоявшего перед ней человека по-прежнему не поднимала.

- Утро сегодня чудесное! – приветливо произнес он.

«Ну началось!» - подумала она, а вслух рявкнула:

- Что Вы хотите?!

Дородная, одетая в бордовое платье с брошью в виде пиона на обширной груди, сотрудница почты внушала почтение. Опершись кулаками в заваленный бумагами стол, она медленно и неотвратимо поднималась во весь рост. Опыт подсказывал ей, что это должно повергнуть наглеца в ужас и трепет. Но посетитель, вместо того чтобы уменьшиться и, потупив взор, быстро и внятно объяснить, что ему нужно в эти январские недовосемь утра на почте, вдруг заулыбался, словно увидел не грозную и заслуженную Авдотью Ниловну Канарейкину, а свою тетушку из Самары. Его улыбка не была глупой, в ней не было ни капли угрозы, издевки или пренебрежения. Мужчина улыбался так обезоруживающе искренне, что Авдотья Ниловна, словно воздушный шар, наткнувшийся на острую ветку, начала стремительно сдуваться, оседать, и реактивным потоком ее отнесло на жалобно всхлипнувший стул.

- Так что вы хотели? - автоматически спросила она, и, словно забыв о вопросе, глуповато добавила:

- А Вы кто?

Пришелец с ловкостью, достойной фокусника, достал из ниоткуда визитку и протянул в окошко.

- Alex Pox, - только и смогла прочесть заслуженная почтальонша, хотя понаписано там было еще много чего, точнее чего-то.

- Алех Пох? – дрогнувшим голосом спросила она, испуганно взглянув на хозяина визитки.

- Если можно, я бы предпочел Покс, Алекс Покс. Но для Вас - просто Алёша, - проговорил он бархатистым баритоном.

Щеки Авдотьи Ниловны порозовели.

- Простите...Ал…

- Алёша, - помог он и подбадривающе кивнул.

- Да-да, Алёша, - щеки запылали сильнее. - Так зачем Вы...- она снова смутилась.

- Я к вам работать, - мягко прервал он.

Авдотья Ниловна, казалось, не сразу поняла, что сказал этот высокий, симпатичный и элегантный молодой мужчина.

- Но ведь это почта, - наконец беспомощно произнесла она.

- Вне всяких сомнений! - радостно воскликнул... Алёша. - Отделение номер сто восемьдесят три, если я не ошибаюсь?

- Да, но...

- Вы знаете, а ведь я с детства мечтал о почте, - задумчиво произнес он. - Меня всегда манили запахи картона, сургуча, шелест бумаги... Но судьба распорядилась иначе... Гарвард, потом стажировки в Японии, в Швеции... Впрочем, что мы все обо мне? Давайте лучше поговорим о Вас!

- Обо мне?

- Ну конечно! - воскликнул он. -Скажите, Вы уже имели удовольствие проверить свою электронную почту?

Авдотья Ниловна непонимающе смотрела на Алекса.

- Ах вот в чем дело! - с неподдельной радостью произнес он. - Ну конечно! Теперь я понимаю, чем вызвано Ваше удивление. Умоляю Вас, милейшая Авдотья Ниловна, прочтите, и Вам все станет ясно, обещаю!

В почтальонше все бурлило от удивления: «Откуда он знает, как меня зовут? Кто он вообще такой?» Тут ее мысль сделала внезапный кульбит: “Может, шпион?», но мгновенно вернулась в привычное стойло: “Да нет, не похож. Уж больно хороший парнишка“. В ее сознании шпионы были совершенно иными: похожие на пауков, худые, сутулые, хищные, они обязательно носили маленькие черные очки и шляпы хомбург. Успокоившись тем, что Алекс на паука не походил, Авдотья Ниловна наконец решилась и со второй попытки таки открыла почтовую программу:

Одно входящее письмо.

Увидев фамилию отправителя, сердце почтальонши тревожно забилось. Антуан Иванович Лог, имя которого рядовые почтовики едва ли произносили всуе, никогда прежде Авдотье Ниловне не писал. С почти священным трепетом она прочла:

Добрый день.

Алекса Покса следует принять на должность младшего оператора связи с 22 января.

С уважением, А.И. Лог

Начальник северо-западно-юго-восточного центрального отделения...

- Все в порядке?

Бархатный голос прервал перечисление титулов и регалий господина Лога.

- Д-да, - промямлила Авдотья Ниловна, по-прежнему ошалело глядя на экран.

Алекс уже стоял за спиной у почтальонши. Как он попал сюда было совершенно непонятно, впрочем, думать о подобных мелочах женщина уже была не в состоянии. Медленно поднявшись из-за стола, она повела нового сотрудника во внутренние помещения. Там, между стеллажами, заваленными посылками, за таким же захламленным столом сидела совершенно бесцветная женщина и сосредоточенно нажимала указательным пальцем на кнопки клавиатуры.

- Алла Сергеевна, познакомьтесь: наш новый сотрудник Алекс...

- Умоляю Вас, просто Алёша!

- Кхм...да, Алёша Пох, простите, Покс. А это Алла Сергеевна, наш старший специалист.

Алла Сергеевна подняла на вошедших свои серые, будто запыленные глаза и застыла, занеся палец над буквой “щ“. Скорость печати при этом почти не пострадала.

- Здравствуйте, Алла Сергеевна! Безмерно рад знакомству!

- Здрсть,- произнесла она, не шевельнув бледными губами и туповато уставилась на начальницу. В ответ та лишь сделала страшные глаза, мол, тихо! Все потом.

Внезапно за спиной Авдотьи Ниловны возникло новое лицо, издалека очень похожее на подтаявший пломбир с двумя кусочками шоколада сверху. Шоколадные глаза щедро источали радость, граничащую с глуповатым восторгом, остальные же части лица казались усталыми и расплывчатыми из-за странной одутловатости.

- Доброе утро!

Казалось, кто-то с маниакальным усердием растянул губы на лице стоявшей в дверном проеме девушки. Ее непропорционально большой рот очень напоминал лягушачий.

- Квааам можно? - весело спросила она.

- Ах, Лида, ты меня напугала!

Начальница вздрогнула и, сделав шаг в сторону, пропустила девушку вперед.

- Познакомьтесь, это Лидочка. Простите, Лидия Андреевна, оператор...

Лидочка начала движение. Теперь она больше напоминала крейсер времен первой мировой. Пространство впереди прорезал невероятно большой, туго натянутый живот. Проходя мимо Алекса, она превратила все свое обаяние в такую обворожительную улыбку, перед которой не устоял бы ни один мужчина. Но Алекс не дрогнул и ответил самым дружелюбным выражением лица, что означало: “Ты, прекрасна, спору нет. Но - нет“.

Бедная Лида, она ее поняла иначе… Девичье сердечко забилось, щеки вспыхнули, но в тот миг, когда она почти ощутила себя вновь легкой, грациозной и чертовски обаятельной, изнутри постучали:

- Ма-ать, окстись! В тебе 20 кило меня и отеков. И море законно проштампованной любви к папочке.

Гравитация и реальность победили, Лидины глаза потухли, но на сердце запылало слово: Алекс.

Авдотья Ниловна, как каждая женщина с опытом, сразу почувствовала, что в безмолвной сцене знакомства Алёши с уходящей на днях в декрет Лидочкой, было намного больше, чем вежливый обмен улыбками. Это могло обернуться неприятностями, поэтому главная почтальонша поспешила спасти трещавшую по швам почтовую гармонию:

- Алёша, пойдемте в мой кабинет, я Вас оформлю.

Кабинет Авдотьи Ниловны был тесной коморкой, заставленной безликой мебелью из ДСП в стиле «советский какувсех».

- Ну чтоо ж, давайте мы Вас офоормим, - пропела она, плюхнувшись на стул, и осеклась. Прямо перед ней на столе лежала прозрачная, ничем не примечательная папка, вызывавшая почему-то необъяснимую тревогу. Коротко взглянув на Алекса, Авдотья Ниловна стала медленно просматривать документы о приеме на работу – все было аккуратно заполнено и подписано… ею. Сомнений не было, это действительно была ее подпись - размашистая, с характерной завитушкой в конце. Авдотья Ниловна нервно хихикнула, и вдруг ее горло свело спазмом. Она не могла сделать ни вдоха, и только судорожно открывала рот, хватаясь руками за шею. Ей казалось, что кабинет заполнился чудовищным грохотом и звоном, от которого все вокруг пришло в движение, пульсируя, беснуясь и крутясь. Один только Алекс неподвижно стоял в дверном проеме.

- Помоги! – бился в отчаянии запертый в горле голос почтальонши, срываясь в темноту.

- Вы позволите? – спустя вечность услышала Авдотья Ниловна.

Алекс невозмутимо приблизился и мягко надавил на какую-то точку возле уха. Спазм прошел, и стало очень тихо.

Женщина тяжело дышала, все еще не убирая рук с горла. Немного успокоившись, она хрипло произнесла:

- Спасибо.

Сейчас ей бы очень хотелось сидеть вот так, рядом с Алексом, слушать тишину и просто дышать, свободно и глубоко, но за стеной все отчетливее раздавались возмущенные и требовательные голоса, постепенно становясь криками.

- Безобразие!

- Вы работать будете или нет?!

Авдотья Ниловна резко вскочила на ноги, словно еще недавно не погибала от приступа удушья, и бросилась из кабинета.

Когда раскрасневшаяся, помятая и взъерошенная почтальонша вбежала в зал, а следом за ней появился безупречный во всех смыслах Алекс, штормовая волна людской толпы, которая мгновение назад напирала на перегородку, вдруг отхлынула и смущенно притихла. Только самый разгоряченный посетитель по инерции повторил свое «Безобразие!», и тут же испуганно умолк.

Удивленные люди с интересом рассматривали появившихся сотрудников почты и думали всякое, а Авдотья Ниловна, словно увидев себя со стороны и услышав их мысли, вдруг вспыхнула и попятилась назад. И это было большой ошибкой, потому что толпа, почуяв слабость почтальонши, тут же взорвалась возмущенными криками и угрозами.

И тогда к людям, озаренный светом люминесцентной лампы, медленно двинулся Алекс. Будь под ним вода, а не истертый линолеум, он бы пошел по ней аки посуху.

Авдотья Ниловна не слышала, что Алекс говорил им. Ее уши вдруг наполнились странным жужжанием. Казалось, она смотрит на все происходящее из глубины, и над ней плавно покачивается золотистая вода.

Алекс выдавал посылки, и люди выходили из почты, как из церкви – с ясными, умиротворенными лицами. Он принимал посылки, и с душ людей падали тяжелые камни. Одной пенсией он мог утолить голод десятка пенсионерок, и они выпархивали за дверь, превращаясь из бурых старух в пестрых щебечущих старушек. На чеке мужчины, переведшего алименты дочери, элегантным летящим почерком Алекс невзначай написал: «Largitio fundum non habet»[1], и мужчина ушел, охваченный чувством благодарности и веры в нового светлого себя.

Вскоре в зале никого не осталось, одна только маленькая, сухонькая, полоумная старуха, день за днем проводившая на почте и донимавшая всех одним и тем же вопросом: «Для меня ничего нет?», все еще сидела у окна.

- Клара Петровна, -обратился к ней Алекс, - Вы за посылкой?

Авдотья Ниловна, казалось, не услышала, а почувствовала его слова кожей, все еще покачиваясь в толще воды. «Откуда он знает ее имя?» Но эта мысль, словно сытая рыба, лениво проплыла в голове, и исчезла, так и оставшись без ответа.

Старушка, едва достававшая ногами до пола, сползла со скамейки и заковыляла к окошку.

- Я умерла? – спросила она Алекса скрипучим голосом.

Вместо ответа он протянул ей небольшую коробку, на которой не было ни почтовых отметок, ни адресов. Эта посылка больше напоминала подарок, завернутый в плотную коричневую бумагу и перевязанный бечевкой с небрежным бантиком наверху.

Дрожащими, обезображенными артритом руками, Клара Петровна бережно взяла заветную коробку и тихо вышла из почты.

Раньше Авдотье Ниловне казалось, что дни тянутся, как пыльные и серые стеллажи с посылками, но с появлением Алекса время ускорило шаг, но ускорило без суеты и спешки. Теперь дни бежали легко и весело, как ребенок, догоняющий мяч на парковой дорожке.

На почте по-прежнему было людно, но все чаще посетители заходили просто так – поздороваться, перекинуться парой слов с Алексом или друг с другом, или чтобы отправить приятелю, с которым не виделись долгие годы, открытку с приглашением в гости. Со скамеек постоянно слышался смех или оживленная беседа, а на подоконниках, в пыльных горшках, с высохшей серой землей, вдруг зацвели амариллисы.

Алла Сергеевна незаметно для самой себя научилась слепой печати. Она стала носить зеленый, голубой и даже иногда желтый, а еще - улыбаться и негромко напевать себе под нос.

Лидочка чувствовала себя отлично и отказывалась уходить в декрет, продолжая вдохновленно работать до тех пор, пока ее прямо с почты не увезли в роддом. Алекс лично сажал ее в машину скорой помощи. У нее родилась девочка. И Лида, наперекор всем родным, почему-то назвала ее Алёшей.

Все было хорошо, и тогда Алекс почувствовал, что устал и что не хочет снова увязнуть в этом сиропе.

Вечером он, как обычно, тепло попрощался с дамами, закрыл дверь, взял из стопки почтовый конверт, что-то быстро написал на нем и наклеил в углу несколько пестрых марок, провел языком по клейкому краю, взялся за его кончик, как за ручку двери, вошел внутрь конверта и закрыл за собой клапан.

А утром Авдотья Ниловна нашла на столе его заявление об увольнении, конечно же, уже подписанное ею.

Глотая слезы и умирая от обиды, она упаковывала письма в серые холщевые мешки и то и дело чихала от пыли. А рядом, на краешке стола, скромно лежал, еще не замеченный ею, клочок бумаги, на котором знакомым летящим почерком было выведено:

Multi multa scinut, nemo – omnia[2].



[1] Largitio fundum non habet - щедрость не имеет пределов (лат)

[2] Multi multa scinut, nemo – omnia. - Многие много знают, никто не знает всего (лат).