Дело-Всей-Жизни

Проза / Рассказ / Читателей: 22

Инфо

Если бы понадобилось охарактеризовать Лиду одним словом, то лучше всего ей бы подошло - “назло.“
Увлекающаяся натура, она то выращивала бананы за полярным кругом, то лепила снеговиков на экваторе, бросаясь на очередное предприятие с такой жадностью и страстью, словно постоянно страдала от голода.
Когда дело задыхалось, всерьёз собираясь умереть, Лида боролась. Все также решительно и пылко, но недолго. После она злилась на неудачу, но назло ей вскоре бралась за что-то новое. Это придавало сил и снова раскручивало мир, еще недавно напоминавший отстающие заводные часы. Она решительно заводила эти часы и все начиналось заново.
А еще у Лиды был талант, даже два. Она умела убеждать, и особенно мастерски себя саму. Это было просто: она видела цель, и не видела препятствий, но если они, все же, лезли ей под ноги, то Лида делала мысленный щелчок пальцами, брала в руки ластик самоубеждения и решительно стирала все ненужное, а на его месте сразу же дорисовывала то, чего никогда там прежде не было даже в зачатке. Это дорисованное нечто выпирало из картинки, как подошедшее тесто из кастрюли, но Лида, как любой ранимый и напрочь лишенный сомнений творец,  этого не замечала. Закончив, она вставляла шедевр в золоченую раму и торжественно вносила в огромную гулкую галерею с громким названием “Дела Всей Моей Жизни“.

Первым Делом-Всей-Жизни был А, сильный и надежный, одним словом - хороший.
Умение безошибочно вычислять этих “хороших“ - благородных, порядочных, честных, как раз и было вторым Лидиным талантом. Но, всё же, А. был экспериментом, опытным образцом, пробой пера, точнее ластика. Поэтому не все в нем удалось. Он оставался слишком страстным, пугающе требовательным и ревнивым.  Проект провалился, снеговики таяли на глазах, и Лида назло неудаче мгновенно переключилась на второе Дело-Всей-Жизни. Его звали Б.
Талантливый, умный, порядочный. “Хорошесть“ зашкаливала, ластик лежал без дела, а бананы не прижились во льдах. Назло и бананам, и льдам, Лида пошла дальше.
В. был особенным: один, как целая плантация бешеных огурцов. Перспективный проект. Очень хороший! Очень! От усердия в Лидиных руках ластик дымился. Карандаш сточился наполовину.
А потом все выращенные огурцы, по зову природы ли, или от несовместимых с ней дорисованных модификаций, вдруг одновременно взорвались.
Назло неудаче с В. Лида принялась за Г. И пусть название четвертого Дела-Всей-Жизни никого не смущает.
Г. был терпелив до стойкости, любящ до фанатичности, искренен до отторжения.
Ластик его не брал, и Лида впервые боролась за проект так долго. Несколько лет она тушила пожар из пипетки.  Но пожар был слишком настоящим, слишком жарким. Лида не вынесла из него ни одного котенка, ни одной старушки, ни одного ковра. Убегая прочь по черной, дымящейся земле, она сжимала в руке обгоревший карандаш и закопченный ластик. Но пожар догонял ее снова и снова. Это продолжалось долго, до тех пор, пока не появился Д. - бравый пожарный, которому любое море по колено и сам черт не брат. Кажется, он тоже был хорошим.  Однако теперь Лида пользовалась ластиком и карандашом скрытно, тревожно оглядываясь - не увидит ли Д. Но он все всегда замечал и твердо пресекал любые попытки что-либо в нем затереть и дорисовать.
Это было ново, будоражило и волновало, и однажды ради Д. Лида даже решилась расстаться с таким трудом спасенными из огня ценностями. Но едва она выпустила их из рук, как вдруг потеряла и свой самый драгоценный дар - дар самоубеждения. Тогда-то она впервые и увидела Д. без призмы этого таланта.
И она закрыла его, этот многообещающий и волнующий проект. А по правде сказать, это сделал он сам - впервые в Лидиной карьере.
Лида бесновалась от злости, обиды и разочарования. “Назло“ в ней кипело так страшно, что неожиданно выкипело в свадьбу с Е. Как и откуда он взялся? Неизвестно. Кажется, он был всегда.  Е. стал апофеозом возможностей второго Лидиного таланта.
“Хорошесть“ Е. стремилась к бесконечности. Его словом, конечно, было “терпение“, и потому Лида не расставалась с ластиком даже ночами. Она терла и терла, рисовала и рисовала, пока однажды не протерла в Е. дыру - огромную, черную, бескровную воронку, которая сразу же с чудовищной силой начала всасывать в себя воздух. Е. с растерянным и виноватым видом наблюдал, как над ним закружились, словно золотое торнадо, все Лидины картины в пышных рамах. Одна за другой, они медленно и неумолимо падали и исчезали в черноте.
Лида с ужасом прижимала к груди свой закопченный ластик и огрызок обгоревшего карандаша, но они рвались из рук с такой силой, которой Лиде нечего было противопоставить.
Наконец, они выскользнули и тоже исчезли внутри воронки.
Теперь она уже никогда не сможет быть хоть в чем-то уверенной.
(А сможет ли она вообще - быть?)
Однако, все, что было захвачено, воронку не насытило, и она все сильнее и сильнее втягивала в себя пространство.
“Может быть, можно чем-то ее заткнуть?- думала Лида, в панике озираясь по сторонам. Но вокруг уже ничего не было.
Она нерешительно потянулась к дыре, но вдруг заметила ее некрасивые, рваные края и отдернула руку.
Что у нее еще осталось? Лида мгновение помедлила, затем достала из потайного кармана второй свой талант и решительно бросила его в черноту.
И воронка захлебнулась.
Ее края сомкнулись, и с лица Е. сразу же сошло виноватое выражение.
Он оценивающе посмотрел на Лиду, неподвижно стоявшую перед ним с прижатыми к лицу и, словно окаменевшими, ладонями.
“Не это ли “Дело - Всей - Моей - Жизни“? - мысленно проговорил он, и достал из кармана белоснежный ластик и остро заточенный карандаш.