Доброе утро! (Майка с Анубисом)

Проза / Рассказ / Читателей: 21

Инфо

Если человек - это его память, то что такое дом человека? Шкатулка? Сундук? Коробка из-под дорогой обуви, в которой хранятся памятные безделушки, счастливые билетики, открытки, старые фотки, которые стыдно повесить на стену?

С точки зрения какого-нибудь ушлого риэлтора, моя новая квартира всем была хороша: метро - рядом, зелень - всюду, инфраструктура - прекрасная, соседи - благополучные. Площадь, потолки, вид - предел мечтаний.

Ольга Алексеевна, Вам очень повезло!

Мне и правда повезло. На такую квартиру честным офисным трудом до конца своих дней не заработать. Такую можно лишь получить по наследству. Помотавшись по съемным комнатам в коммуналках, коридоры которых кишели клопами, мне наконец повезло: умер дедушка. (Звучит, конечно, чудовищно, но хотя бы перед самой собой нужно быть честной, так ведь? А если так, то не грех и признаться. К тому же, по правде говоря, повезло нам обоим: и дед отмучился, и я, по-своему, тоже.)

Знал бы ты, деда, какими чудовищными - алыми и зудящими волдырями я покрывалась от укусов этих беззвучных тварей! Я боялась пройти по заваленному безымянным хламом коридору, (особенно летом, когда соседи разъезжались по дачам), потому что их обезумевшие, оголодавшие питомцы бросались на меня отовсюду: с пола, со шкафов, даже с потолка. Черт, да познакомившись с ними, я зауважала комаров, клянусь! Дед, вся моя жизнь пропахла инсектицидами! Дезинфекторы узнавали меня в лицо! Разве все это хоть чуточку меня не извиняет?

Итак, деда не стало - мне повезло. (Согласитесь, это лучше, чем если бы я сказала: “Мне повезло: деда не стало“? То-то же.)

Как я уже сказала, все в этой квартире было хорошо, пожалуй, кроме одного: не исключая деда, в ней еще умерло немыслимое количество моих предков. Кажется, на каждом квадратном метре какой-нибудь мой пра или даже прапрадедушка или бабушка разной степени родства отдали богу душу. И, похоже, при этом они соревновались между собой в оригинальности. (Это вполне могло бы стать неплохой семейной традицией… Впрочем, я предпочитаю пореже думать об этом).

Что ни говори, а умирали они и правда оригинально. Взять, хотя бы, мою прабабку Алису Генриховну. Однажды ей страсть как захотелось погреть у примуса носочки. В итоге сгорели и носочки, и она сама, и вся комната выгорела дотла. К счастью, только одна: плотно закрытые дубовые двери и паркет спасли остальные помещения.

А вот мой прадед Антон Петрович как-то совсем не интеллигентно, по-пролетарски пошло взял и повесился на змеевике в ванной. Правда, чтобы не слишком напугать жену, он оставил во всей квартире включенным свет. Не знаю, помогло ли это ей, но ведь какую-никакую заботу он, все же, проявил, а значит - молодец.

Какая-то из моих двоюродных бабушек, переборщила со снотворным, другая, видимо, решив потанцевать, налетела головой на угол шкафа, третья в приступе старческой булимии, подавилась куском печенья.

Всякое было...

Большинство умерших здесь людей, кроме родственных уз, объединяло еще кое-что: все они, под разными предлогами покидали свои дома и переезжали сюда, чтобы именно отсюда пуститься в самое последнее и самое загадочное свое путешествие. Эта квартира стала для них то ли вокзалом, отправлявшим поезда в один конец, то ли пристанью для лодки Харона.

И вот теперь здесь предстояло жить мне. Я бесцельно бродила по комнатам, непроизвольно обходя те места, где еще недавно стоял гроб дедушки или кровать, на которой умер. Я открывала настежь окна, раздвигала шторы, и они презрительно, словно сигаретный дым, выдыхали мне в лицо пыль. Мол, зачем явилась? Разве не знаешь, зачем сюда переезжают?

-Плевала я на вас, тряпки вонючие! - огрызалась я, сдергивая их с карнизов. И они, словно безжизненные тела, тяжело падали мне под ноги.

В комнаты горячим потоком врывался свет, слепя глаза старым зеркалам, подчеркивая бледность выцветших диванов и потускневших шкафов.

- Я сюда жить приехала! Понятно вам?! - орала я, двигая продавленные кресла и кушетки в сторону входной двери. - Катитесь вы все к черту!

Я изгоняла призраков, принимавших облик то пыльного ковра, то вытертого покрывала. Я крушила иссохшиеся стулья, столы и этажерки. Я царапалась и кололась о торчавшие отовсюду кости гвоздей, зубы осколков и щепок. Я металась внутри этой шкатулки памяти, яростно расчищая в ней пространство для себя, отвоевывая его для жизни.

Сколько я сражалась с памятью и смертью - не знаю, но когда силы наконец иссякли, часы показывали глубокую ночь. Белая, как призрак, она внимательно рассматривала меня через мутные оконные стекла. Заметив это, я подошла к ней вплотную и, уперев ладони в подоконник, ответила на ее взгляд. Ночь не мигала - фонари не горели. Я вглядывалась в ее бельма, ощущая затылком, как за моей спиной вдруг начало сжиматься пространство. Казалось, уцелевшие шкафы и диваны, по-стариковски шаркая ногами, медленно двинулись на меня.

Я чувствовала, как приближаются их испещренные замысловатой резьбой и орнаментами лица. Вот-вот раскроются щели ртов и скрипучие деревянные голоса позовут меня. Я знала, что не смогу им помешать, но и дать им заговорить не могла.

- Прочь! Пошли прочь! Прочь! - кричала я и стремительно проваливалась в сон.

Спала я беспокойно, тревожно балансируя между бодрствованием и полным забытьем. Всюду кружились неясные тени. Я пыталась разглядеть их, заглянуть в лица, но стоило мне приблизиться, как они мгновенно растворялись в темноте, чтобы вновь возникнуть у меня за спиной.

Какой-то отдаленной, не спавшей частью сознания я пыталась понять, кому из этих теней принадлежала кровать, на которую меня, словно копирку на лист, уложила усталость? Мне всего-то нужно было определить, где эта кровать стоит- в какой комнате, у какой стены? Но они всё кружились и кружились, то меняясь местами, то наплывая друг на друга, то растворяясь одна в другой.

Проснулась я оттого, что по лицу меня щекотал теплый золотой прутик. Я открыла глаза. Стены вернулись на свои места, шкафы, словно солдаты на карауле, вытянулись вдоль них. Все было спокойно, но в воздухе чувствовалось напряжение, словно своим пробуждением я остановила чей-то важный разговор, отвлекла от дела, и теперь собеседники напряженно ждут, когда я наконец уберусь, и дам им продолжить.

- Не дождетесь, - беззлобно буркнула я, поднимаясь с кровати и потягиваясь. - Уясните уже, я сюда жить приехала, ясно вам?

(Черт, я опять разговариваю с мебелью. Сколько можно?! Так. Всё. Оля, хорош дурить, пора успокаиваться и привыкать, - говорила я себе. -Теперь это твой дом.)

Теперь. Это. Мой. Дом.

Отлично.

Это мой дом. И вот я уже, по-хозяйски, неторопливо, умываюсь прохладной водой, но все время чувствую спиной висящего на батарее прадедушку.

- Доброе утро! - не оглядываясь, говорю я ему, выходя из ванной.

Это мой дом. И по пути на кухню я перешагиваю через тело, лежащее поперек коридора.

- Доброе утро, Антонина...- я замялась. - Забыла Ваше отчество, извините. Что? Можно просто баба Тоня? Чудесно! Значит, с добрым утром, баба Тоня!

Это мой дом. На кухне, Семен Петрович (тоже какой-то из дальних) крутит ручки на плите.

- Дядя Семен, вот, возьмите спички. И окно бы неплохо открыть, чувствуете, газом пахнет?

Пока я с грохотом открываю кухонное окно, дядя Сеня уже чиркает спичкой, и добродушная улыбка цветет на его обожженном лице.

От свежего воздуха мне становится легче. Я вспоминаю, что вчера так и не добралась до дедовой спальни. Значит, пока закипает чайник, самое время туда наведаться.

В комнате слышны голоса.

«Посмотрим, кто тут у нас?» - как можно более спокойно говорю я себе, приоткрывая дверь и входя внутрь.

Алиса Генриховна царственно восседает на кровати, старательно расчесывая свои горящие волосы и весело рассказывая что-то двум очень похожим на нее старушкам. Одна из них хохочет, набив полный рот печенья, вторая едва сдерживает смех - мгновение назад она отправила в рот целую горсть таблеток.

- Доброе утро! - тихо роняю я, выходя из комнаты и оставляя их одних.

По коридору снуют люди, хлопают двери, слышится звон посуды, из крана течет вода, выбивая металлический грохот из ванны.

Кажется, я снова стою в одной из своих прежних коммуналок.

Кажется, я живу здесь всю свою жизнь.

- Доброе утро, Оленька! Подвинься-ка, пройду.

Я оглядываюсь и отскакиваю в сторону. Позади, в своей любимой красно-синей клетчатой рубашке и военных брюках, опираясь на палку, стоит мой дед - тот самый, которому недавно повезло, и из-за везения которого так подфартило мне.

- Ну как, освоилась? – с улыбкой спрашивает он.

Дедушка умер во сне - скучно и неубедительно, особенно если вспомнить его эксцентричных предшественников.

Судя по всему, дед отлично выспался. Он свеж и румян, и словно помолодел на несколько лет.

Игриво подмигнув мне, он, прихрамывая, зашагал в ванную. Сзади на нем нет одежды, она, словно растворяясь, незаметно становится кожей. На дедушкиной спине - алые воронки пролежней, а воздух вокруг пульсирует от зловония давно немытого тела.

Мне нехорошо, я хочу зажать нос, но вижу, что мои руки усыпаны раздувшимися от крови, темно-бурыми клопами.

Я кричу и содрогаюсь всем телом, пытаясь стряхнуть с себя тварей, но их становится все больше и больше.

Я кричу, не замечая, что в тени, возле входной двери стоит и, глядя на меня, от всей души хохочет какой-то человек в майке с Анубисом.