Санки

Проза / Рассказ / Читателей: 33

Инфо

Весна пришла рано. В марте все, что за несколько месяцев натащила в город зима, осело и куда-то стремительно поплыло, а в середине апреля, разодетые в нежно- зелёное улицы уже добродушно и лениво жмурились свежевымытыми окнами.
«Угораздило же его опять заболеть! В такую-то погоду!» - сердито думала Женя по дороге домой. Лешка, ее сосед и друг, одногоршечник, как его шутливо называл папа, снова не пришел в школу. Уже два месяца, с тех пор, как его вытащили из реки, он почти не учился. Приходил на пару дней, непривычно тихий и словно повзрослевший, похудевший, бледный и снова пропадал.
-Теть Лен, а Леша скоро поправится? - спрашивала Женя Лешину маму.
Всегда улыбчивая и многословная, она теперь смотрела рассеянно, все время куда-то спешила и часто совсем ничего не отвечала. Казалось, на ее лице остались только большие тревожные глаза, обрамленные темными синевато-серыми кругами, а все остальное – губы, нос, щеки побледнели и словно почти исчезли.

В тот день Женя впервые увидела Лешкину мамой такой - испуганной, хрупкой и уязвимой. Исступленно прижимая к себе Лешку, она мчалась вверх по лестнице и чуть не сбила Женю с ног. Она бежала по ступеням так быстро, словно не ощущала веса упитанного Лешки, не замечала того, что с него ручьями бежит вода, и что сама она тоже вся промокла. Женя прижалась к перилам, пропуская их. Девочка хотела окликнуть Лешку, но не решилась.
Когда они с мамой исчезли наверху и за ними тревожно хлопнула дверь, Женя несколько секунд растерянно смотрела на опустевшую лестницу, пытаясь понять, что же произошло, а потом медленно зашагала вниз. Около подъезда, напоминая стаю взъерошенных галок, громко и возбужденно переговаривались соседские старушки.
Тоже не обратив на девочку никакого внимания, они, перекрикивая друг друга, безостановочно разбрасывали вокруг тревожные междометия и обрывки непонятных Жене фраз:
- В чем был сиганул!
- Боже ты мой, боже мой!
- Как заметил?
- Матерь божья!
- Дай бог здоровья!


Женин и Лешкин дом стоял на крутом берегу быстрой перекатистой реки. Зимой она замерзала только по краям, а посередине оставалась, дымящаяся на морозе, подвижная лента открытой воды. В метрах ста от дома берег становился более пологим и с наступлением холодов он превращался в место притяжения всех окрестных детей - в длинную ухабистую ледяную горку.
Кататься с нее на санках строго-настрого запрещалось, но как можно было устоять перед искушением с бешенной скоростью промчаться по блестящему гладкому льду, скрипя полозьями и высоко подпрыгивая на кочках?! И конечно же, все катались. Сначала таясь, оглядываясь - нет ли поблизости взрослых? А потом, совсем осмелев, стали съезжать наперегонки - кто быстрее? А кто дальше? Чтобы не улететь на лед, перед последним трамплином, отделявшим берег от реки, нужно было успеть завалиться на бок, не выпустив при этом веревку. Но порой (это случалось и у Жени тоже), оставив валяющегося на снегу седока, санки неслись дальше, падали с берега и выкатывались на ледяной припай. А иногда даже ныряли в черную воду. Это было страшно. Первые пару раз. А потом даже это превращалось в игру. Здесь, над более глубокой частью реки, лед всегда был прочным – дети ни раз это проверяли: не удержавший веревку горе-гонщик деловито выходил на реку, небрежно засучивал рукав куртки, ложился на живот и, почти по плечо опустив в воду голую руку, нащупывал свои санки. Вытащенные из воды, на морозе они мгновенно покрывались льдом и от этого катились еще быстрее и дальше.
В тот февральский день, когда потемневший снег уже больше напоминал манную крупу, а черная лента воды стала намного шире, Лешка, скучавший в одиночестве и без дела слонявшийся по дворам, заметил, что ледяной язык горки потускнел. Кое-где даже появились маленькие проплешины проталин. Весна приближалась, и скоро вместо льда останется лишь грязная извилистая полоса. Поэтому Лешка решил: пока еще можно, нужно успеть накататься вдоволь.
Санки ехали замечательно, даже лучше обычного. Они развили потрясающую скорость! В ушах свистел ветер, в глазах мелькали деревья и дальние дома, а в груди восторженно стучало сердце.
Лешка и сам не понял, как так вышло, что он не успел ни вовремя затормозить, ни завалиться на бок. Он только почувствовал, как санки вместе с ним вдруг подпрыгнули и тяжело упали на лед. А потом все вдруг замедлилось, и мальчик увидел, как на него надвигается вода, а сам он словно оцепенел, изо всех сил хватаясь за переднюю перекладину. И через необъяснимо долгое, неестественно растянувшееся мгновение, он сперва ощутил легкий удар, а потом обжигающий жар и тяжесть. Санки исчезли, а его тело крутануло и с силой куда-то потащило. Лешка забился, стараясь сопротивляться несущему его потоку.
Когда его наконец вытолкнуло на поверхность, он понял, что жар, который обжег его мгновение назад, был не жаром вовсе, это был ожог нестерпимо холодной воды. И когда он это понял, холод мгновенно овладел всем его телом. Мальчик попытался плыть, но руки не слушались. Он хотел зацепиться ногами за дно - ведь оно должно быть совсем близко, но поток не позволил ему даже замедлиться. Как щепку, Лешку несло вперёд, туда, где минуя перекат и замедляясь, река разделялась на два рукава, огибая небольшой, поросший кустами остров. Слева льда почти не было и до берега было совсем близко, а справа белело, нетронутое еще, ледяное поле, под которое вода покорно подныривала, но в тайне уже подмывала и подтачивала его изнутри.
Лешка понял, что во что бы то ни стало должен попасть в левый рукав, там мелко, там он сможет схватиться за ветки прибрежных кустов или зацепиться за камни. Он снова попытался грести, но его неумолимо несло вправо. Тонкая кромка прозрачного, похожего на обсосанный леденец льда, под которой со сдерживаемым недовольством скрывалась вода, приближалась. Ледяной край казался острым и прочным, словно лезвие. Когда Лешку принесло к нему, он начал судорожно, уже совсем не чувствуя рук, цепляться за лед. Мальчик остервенело царапал пальцами ледяную корку, надеясь выползи на поверхность, но его тело с силой тянуло дальше. Поток не хотел расставаться со своей добычей. Лешка не замечал, что изранился в кровь, он боролся и боролся, пытаясь выровняться - так у него был шанс, что течение вытолкнет его, и тогда он, словно тюлень, вылетит на лед. Но ноги настырно тянуло вперед, а лед то и дело ломался под руками. Лешка чувствовал, что новые попытки даются все тяжелее и тяжелее. Силы стремительно исчезали, казалось, что их уже совсем не осталось, но следуя древнему инстинкту, мальчик все еще продолжал бороться.
И вдруг где-то совсем близко он услышал яростный собачий лай. Лешка не мог определить, откуда шел этот звук - все кругом неистово кружилось, билось, и гудело. Собака лаяла громко требовательно, тревожно, а мгновение спустя кто-то с силой схватил его сзади за куртку и потащил прочь.
Он еще не видел, того, кто тянул его к берегу, он лишь слышал, как тяжело дышит этот человек. А самое главное, он чувствовал, что этот неведомый спаситель сильнее потока! Он шагал поперек, с трудом удерживаясь на ногах, но он шел! Лешка понял, что дно близко, но у него уже совсем не осталось сил, даже на то, чтобы попытаться встать. Но вскоре, его ноги заскребли по камням, тащивший его человек развернулся, схватил Лешку за плечи обеими руками и с силой вытянул на берег.
- Живой? - это было первое, что услышал мальчик. Перед ним стоял пожилой мужчина, в почерневшей от воды одежде. Он тяжело и порывисто дышал. А рядом с неистовым лаем прыгала собака - маленькая короткопалая дворняжка.
Лешка и сам не мог отдышаться, он лежал на снегу, словно большая черная рыба, судорожно хватая ртом обжигающий воздух.
- Живой. - с облегчением произнес мужчина.
Он смотрел на Лешку, и казалось, не знал, что делать дальше. Берег, на котором они находились, примыкал к парку, домов поблизости не было. Немного отдышавшись, он произнес:
- Так, парень, нельзя так лежать. Поднимайся. Ну, слышишь, что ли? - и потянул Лешку за плечо. -Давай, давай, вставай же! Ну!
Он поднял мальчика на ноги.
- Так. Хорошо. - словно самому себе сказал он. - А теперь быстро говори, где живешь?
Лешка осмотрелся вокруг. Он понятия не имел как долго плыл и как далеко его отнесло. Но вдруг на противоположном берегу, чуть в стороне, он увидел ту саму горку, с которой вечность назад летел на санках, а рядом с ней и свой дом.
С трудом подняв руку, он указал:
- Т-т-там.
Мужчина кивнул.
- Идти можешь?
Лешка попытался шагнуть, но закоченевшее тело почти не слушалось, он качнулся, чуть было не упав.
Мужчина снова схватил его за куртку.
- Молодец. А теперь быстро! Шагом марш!
Крепко держа Лешку за плечо, он потащил его вверх по обрыву. Мальчик дрожал всем телом, еле двигаясь от холода и усталости, но повинуясь, тянущей его вперед силе, он все шагал и шагал, словно во сне, не видя ничего, кроме своих ног. Путь казался бесконечным, но за деревьями все громче слышался гул автомобилей - где-то совсем близко была дорога и мост, ведущие к дому.
Наконец, парк остался позади, и Леша зашагал по асфальту. Дом был уже рядом, и мальчик поднял глаза, ища свои окна.
Мать стояла на балконе, высматривая сына во дворе. Внезапно, словно что-то почувствовав, она резко повернулась в сторону моста и увидела, что какой-то незнакомец довольно грубо тащит к дому ее сына. Поняв, что произошло нечто серьезное, она выскочила за дверь и, в чем была, кинулась вниз по лестнице. Перед глазами стояла увиденная несколько секунд назад картинка: ее ребенка тащит к дому незнакомый человек. Чтобы Лешка не натворил, она никому не позволит трогать его! Но ведь сын шел покорно, не пытаясь вырваться. Казалось, что он даже слегка пошатывался, а мужчина лишь придерживал его.
«Да что же случилось?! Машина?! С дерева упал?! Что?!»
Оказавшись на улице, она бросилась навстречу Лешке и только тогда заметила странно почерневшую куртку и прилипшие к ногам джинсы.
-Леша! Что? – закричала она, еще не до конца понимая, что же происходит.
От этого крика пронзительно залаяла, крутившаяся вокруг сына собачонка. Она вставала на задние лапки, опираясь передними на Лешу, словно хотела что-то рассказать, но ее не понимали, и от этого она лаяла еще звонче.
-Пальма, да замолчи ты, наконец! – хрипло произнес мужчина. И лишь тогда Лешкина мать взглянула на него. Было заметно, что незнакомец сильно дрожал и вообще выглядел почти так же, как и ее сын.
Вокруг стала собираться толпа. Откуда-то появились соседские кумушки-сплетницы, женщины с колясками, дети.
- Мам, я…я в реку упал, – проговорил Лешка дрожащими губами, испуганно глядя матери в глаза. – А этот дядя меня достал…
Лешка мгновение помедлил:
- Спас меня…
И только тогда в голове у нее наконец сложилась полная картинка. Ужаснувшись увиденному, мать схватила Лешку и крепко прижала к себе. Ее одежда мгновенно намокла.
- Мальчик мой! Сыночек! – едва слышно шептала она, поднимаясь на ноги. На ее лице читался ужас.
- Спасибо Вам, спасибо! - произнесла она, еще раз быстро взглянув на дрожащего мужчину, и с Лешкой на руках бросилась к дому.
Влетев в квартиру и ни говоря ни слова, быстрыми и резкими движениями мать начала стаскивать с Лешки одежду. Куртка тяжело плюхнулась на пол, издав такой же звук, с каким падает на пол мокрая половая тряпка. Через несколько секунд рядом с курткой уже лежал остро пахнущий овечьей шерстью свитер и полинявшая от него майка. Усадив Лешку на стул, мать принялась тянуть с его ног ботинки. С трудом сняв их, она довольно грубо отбросила их в сторону. Лешка увидел, как один ботинок упал на бок, и из него медленно потекла вода. Последними были джинсы, которые намертво прилипли к ногам и никак не хотели сниматься. Наконец справившись с ними, мама встала и распахнула дверь в ванную. Оставшись без одежды, Лешка ощутил странную легкость, словно тело вдруг лишилось огромной тяжести, которой, почему-то совсем не замечало еще несколько минут назад. Мать сняла с крючка свой толстый банный халат и закутала в него все еще дрожавшего сына, затем вынула из ванной таз с замоченным бельем, заткнула слив пробкой и включила воду. Вырывающаяся из крана струя казалась молочно-белой, от нее шел пар.
Лешка зашел в ванную и обнял трубу батареи. С ней у него был связан особый «зимний» ритуал: по утрам, когда в доме было зябко, а за окнами совсем темно, но вылезать из-под одеяла и собираться в школу было все равно нужно, мальчик, поеживаясь, плелся в ванную и, не зажигая света, несколько минут стоял вот так же, как сейчас, обнимая горячую трубу – просыпался. Он грелся, прижимаясь к ней то спиной, то животом и смотрел на неяркий свет, робко сочившийся из-под двери, слушал голоса родителей, звон посуды на кухне, хлопанье дверок шкафов. Лешка любил, чтобы утро наступало вот так – ласково, медленно, тихо, в полумраке и тепле. Окончательно проснувшись, он быстро умывался и бежал одеваться.
Сейчас он привычно прижимался к батарее, надеясь, что это поможет унять дрожь и немного его успокоит, но труба почему—то совсем не казалась горячей.
Мать все еще стояла к сыну спиной, по-прежнему ничего не говоря и глядя на то, как ванна наполняется водой. Лешка не мог понять, почему мама молчит? Наверняка, она на него жутко сердится. Ему было бы намного легче, если бы она стала кричать и ругаться, потому что это молчание было хуже всего…
Наконец, когда ванна на четверть набралась, мать опустила в воду руку, проверяя температуру.
- Залезай! – сказала она с какой-то странной, бесцветной интонацией.
Лешка скинул халат и покорно полез в ванну. Вода была очень горячей. В первое мгновение ему показалось, что он чувствует тот же жар, которым при падении обдала его река. Но постепенно тело привыкло, и он растянулся в воде.
Мама сидела рядом и неотрывно смотрела на него. В ее взгляде было так много одновременно, но больше всего – тревоги и нежности.
- Мам… - толком не зная, что хочет сказать, произнес Лешка.
- Ну как ты? Согрелся? – ласково спросила мама.
Лешка закивал.
- Мам, прости,- совсем тихо произнес он, и после долгой паузы добавил:
- Я и сам не понял, как это случилось. Съехал с горки и…
И он рассказал ей обо всем, что произошло. Мама молчала, а по ее лицу, как будто сами собой, все текли и текли слезы. Иногда она вздрагивала, прижимала к лицу руки и судорожно вздыхала
А ночью у Лешки поднялась температура. Он дрожал под одеялом и все никак не мог согреться. Проваливаясь в сон, он чувствовал, что вода, горячая и ледяная одновременно, несет его куда-то с невероятной скоростью. В ушах свистит ветер, деревья мелькают перед глазами, а сердце стучит то ли от радости, то ли от страха…

Он болел долго, тяжело - как никогда прежде. Как-то незаметно у его кровати появился стул, на котором запестрели цветными этикетками разномастные коробочки, бутылочки, тюбики и флаконы. Среди них, едва поблескивая стеклянными боками, лежал и градусник, такой желанный и недоступный прежде, и ставший теперь обыденным и скучным, вроде стакана с водой или приторно-сладкой микстуры от кашля.
Мама то и дело трогала Лешке лоб или с тревогой слушала его тяжелый, глухой кашель.
Несколько раз из поликлиники приходил врач – маленькая торопливая женщина с теплыми, мягкими руками, пахнувшая свежим ветром, сырой разомлевшей землей, едва выглянувшей из-под снега, прошлогодними прелыми листьями, быстро бегущими по небу облаками – всем тем, чем пахнет весна. Она прижимала к Лешкиной спине холодный кружок фонендоскопа, и глядя куда-то вглубь себя, сначала сосредоточенно, а потом все чаще недовольно, слушала то, что говорили ей его легкие и сердце.
Лешке назначили уколы. Дважды в день к нему приходила медсестра тетя Галя - молчаливая соседка с третьего этажа. Она деловито набирала лекарство в шприц, подносила его к глазам, и выпускала из иглы тоненький, как ниточка, прозрачный фонтанчик. Мальчик не мог понять, зачем она это делает, неужели, чтобы покрасоваться или повеселить его? Глупая затея. Уж лучше бы она не тратила зря лекарство… Кто знает, может, потому он все никак и не поправлялся, что часть положенного количества улетала в потолок? Каждый раз, ожидая мгновения, когда иголка прикоснется к коже, у Лешки немела поясница, все тело напрягалось, но он старался выглядеть взрослым и не показывал, что ему больно, и уж тем более - страшно.
Но дни шли за днями, пузырьки и флаконы пустели, тетя Галя перестала приходить, и однажды не только ему самому, но и врачу наконец показалось, что он совсем здоров.
Счастливый, как никогда прежде, он почти бежал в школу, с недоумением ощущая, как тяжело ему дается этот бег, как непривычно быстро сбивается дыхание и как громко стучит сердце. Но проведя в школе пару дней он заболел снова. А потом еще и еще.
«Во мне что-то сломалось, - думал Лешка. –Замерзло, сломалось или утонуло вместе с санками».
Но самое главное, что Лешка стал бояться. Он смотрел на реку из окна, видел, как быстро зеленеют ее берега и понимал, что там, в свежей траве уже полно улиток, которых можно посадить на руку, тронуть пальцем нежные рожки и наблюдать за тем, как они робко начинают расти вновь. Там на берегу уже были и лягушки, и ящерицы, и жуки. Их появление было окончательным доказательством прихода весны. А поиск всей этой живности был традицией, ритуалом - тем, что нельзя пропустить.
Женя ни раз звала Лешку на берег искать улиток. Но он не шел, и весна для него самого все не наступала.
Он боялся реки и знал, что мама знает от этом. А еще он видел такой же страх и в ней самой. И от этого становилось еще хуже, и все еще больше запутывалось. Поэтому даже тогда, когда ему однажды вдруг захотелось поддаться на Женькины уговоры, он оглянулся на мать, увидел ее тревогу и остался дома.
А мама действительно боялась. В тот день, когда она принесла домой мокрого и дрожащего сына, она впервые до болезненности остро ощутила хрупкость его жизни. Ее мучили ужасные картины того, что могло бы тогда случиться. Женщина чувствовала себя спокойной, только если ее ребенок был рядом. «Он жив, с ним все хорошо, больше он так не сделает»,- твердила она себе, но перед глазами то и дело появлялись изображения всего того, что еще может случиться с восьмилетним мальчишкой. Елена понимала, что своим глупым страхом только еще больше пугает сына, усугубляя его собственный, более понятный и закономерный страх, но ничего поделать с собой не могла. И даже то, что теперь он часто болел и почти не ходил в школу, ее успокаивало. Ее мальчик жив, и он рядом, и это все, что ей было нужно. Но со временем, она стала замечать, что страх сына постепенно тает под напором детского любопытства и жизнелюбия, но тая, он не исчезает совсем, а заменяется чувством вины перед ней и ее страхом. Мать видела, что ее мальчик вполне окреп - и физически, и духовно, и теперь он изо всех сил борется с собой, отказываясь идти на прогулку. Женя хорошая девочка, но разве можно доверить им жизни друг друга?!
«Можно и нужно!» - говорил разум.
Но сердце заходилось от тревоги и ужаса.
«Я схожу с ума. Так нельзя, это же глупо!» - говорила она себе, но продолжала вскакивать по ночам, чтобы взглянуть на спящего сына.

-Теть Лен, а Леша скоро поправится? – робко спросила Женя, теребя в руках брелок от ключей в виде смешной разноцветной собаки. Они почти столкнулись на лестничной площадке: Женя возвращалась из школы, Елена, оставив ненадолго сына, торопилась в магазин. От неожиданности, женщина вздрогнула и подняла на девочку глаза. В Женином взгляде было столько надежды, грусти, искреннего переживания за друга и тоски по нему, что в душе у измученной страхом женщины вдруг словно лопнула почка, и из нее стал стремительно разворачиваться живой клейкий лист. Елена смотрела на Женю и впервые за долгое время почувствовала легкость и покой. Хватка страха стала ослабевать, ее словно смывало с души талым весенним потоком. Вдруг она заметила в руках девочки пестрый брелок, и в голове мгновенно вспыхнуло решение – то самое, что ускользало от нее все это время, прячась под коростой страха.
- Скоро, Женечка! Скоро! – ответила она с улыбкой.
Девочка заулыбалась в ответ, и кивнув, вставила ключ в замочную скважину. Она уже собиралась войти в квартиру, как вдруг услышала:
- Жень, а ты мне не поможешь?

А вскоре они уже поднимались обратно, то и дело заговорщически поглядывая друг на друга и улыбаясь. Сейчас они были очень похожи – обе раскраснелись и обе светились от радости.

Лешка открыл дверь. Бледный, встревоженный, он произнес:
. - Что случи... – но тут же осекся, потому что вслед за мамой и Женькой в квартиру вошла собака. Длинноногая, высокая, черная. Было заметно, что она немного испугана, но в то же время ей явно было очень интересно, что же такое происходит вокруг, что это за новый человек и почему он так странно на нее смотрит?
- Лешка, собирайся, мы идем гулять! – как ни в чем ни бывало сказала мама.
- Зачем? -  глуповато спросил он, не отрывая взгляда от собаки.
- Затем, что Айна хочет с тобой познакомиться! – все так же беззаботно ответила мать.
Лешка все еще ничего толком не понимал, но все же начал натягивать куртку и обуваться, переводя взгляд с собаки на Женю, а с нее на мать. Айна поскуливая от волнения и нетерпения, кружилась на месте и без остановки махала хвостом
Когда они наконец вышли на улицу, мать протянула ему поводок и улыбнулась.
Лешка, до сих пор не веря в реальность происходящего, неуверенно взял брезентовый ремешок в руку, и тут же почувствовал, как он натягивается – собака, звала его идти вперед. Мальчик сделал шаг, второй… Опустив нос к земле, Айна засеменила в сторону берега. Собака настойчиво тянула своего нового хозяина и его спутников за собой, и они еле успевал за ней.
Солнце пробивалось сквозь молодую листву деревьев, просвечивая ее насквозь и заставляя светиться ярко-изумрудным светом. Они пошли по тропинке вдоль реки. Вода уже спадала, и на прибрежных кустах болталась смешная бахрома, принесенной паводком травы.

Елена немного отстала. Она шла чуть поодаль и наблюдала, как Леша отпускает Айну с поводка, и как весело та нарезает круги вокруг ребят, обнюхивая все, что попадается на пути.
«Теперь он никогда не будет один», - думала женщина, глядя на смеющегося сына.

Впереди на тропинке что-то лежало, и Айна уже сосредоточенно изучала находку. Это был кусок обычной картонной коробки.
- О, смотри! – сказала Женя Лешке, когда они подошли ближе. - Давай кораблик запустим?
И не дожидаясь ответа, она оторвала от картонки лишнее, воткнула в середину палочку и покрутив получившийся кораблик в руках, начала спускаться к реке. Айна побежала следом. Ее задние лапы смешно обгоняли передние, и она чуть было не покатилась кубарем вниз. Лешка в нерешительности стоял наверху. Он никак не мог заставить себя спуститься. Что-то тяжелое и ледяное, сидящее внутри, не давало ему сделать ни шагу. А Женька уже была внизу. Она села на корточки у самого края и опустила кораблик на воду. Поток быстро подхватил его, закружил и стремительно понес вперед, туда, где река разделялась на два рукава, огибая небольшой, поросший кустами остров. Айна бежала за ним по берегу и звонко лаяла, а навстречу, с таким же веселым и громким лаем, бежала другая собака, и чей-то хрипловатый голос, едва перекрикивая шум воды, кричал ей вслед:
-Пальма! Ко мне! А ну-ка вернись! Кому говорю! Пальма!
Лешка сразу узнал этот голос и в то же мгновение почувствовал, что его страх уходит. И тогда он со всех ног бросился к реке.
Мальчик бежал к воде зная, что ни ему, ни маме больше не страшно.