История одного рекорда

Рассказ / Читателей: 49

Инфо

«Истинное назначение человека — жить, а не существовать».
Джек Лондон.


17:45

— Вес взят!
Он неуклюже встал со скамьи и посмотрел на табло: 2 к 1. Кровь хлынула из носа на жимовую рубаху, мутило, он сделал несколько нетвёрдых шагов и оказался в руках своих выводящих.
— Всё норм, хорошо пожал, уверенно!
Он знал, что это было не так: подвернул при опускании левый локоть, дожимал криво, «на бровях». «Ну вот и приехали…» — резанула предательская мыслишка. Лёгким тычком в плечо подтолкнул своего молодого ассистента:
— Иди заказывай следующий.
— Сколько?
— Пятнашку накинь.
— Уверен? Ты же… — парень замолчал в середине фразы.
— Да, уверен. Иди, иди давай.

Он опустился на стул и глубоко вздохнул. С горечью понимая, что будет дальше: две неудачные попытки после первой – грязноватой и неуверенной. «Слишком поздно» — подумал он, когда вернулся парнишка. Слишком поздно.
Атлет накинул на голову полотенце и закрыл глаза.

Её снова не было на старте. Она никогда не приезжала. Подумать только: вместе уже сколько лет? Семнцадцать, восемнадцать? А она так ни разу и не пришла его поддержать, не одобряя эти «глупые железки» и его «мальчишество», но справедливости ради, никогда и не отговаривая его.
Вчера он сказал, что это его последний выход на помост, потом всё – только дом, работа, дети, собственное здоровье и она. Только приезжай.
Он взял её за руку и так и сказал:
— Только приезжай, мне это очень важно, просто хочу, чтобы ты была рядом. Понимаешь?
Она промолчала. Отвернулась, и больше они не возвращались к этому разговору, он слишком хорошо её знал, чтобы давить.

Атлет откинул полотенце с головы и огляделся. Его окружали представители ненасытной и всепоглощающей молодости, горячие и агрессивные, его соперники по штанге, многие из которых годились ему в сыновья.
Он сам был таким же когда-то — презирал возраст и опыт, потому что в нём бурлила всесильная юность, и черта с два он дал бы стареющему ветерану хоть один шанс.
Сейчас он ненавидел себя. Смотрел на свои руки с синими вздувшимися венами, въевшимися в кожу жёлтыми мозолями и думал, как же быстро пробежало время… Слишком быстро.

— Готовься, через троих идёшь.
Атлет кивнул и встал со стула. Сознание вновь прояснилось. Он вновь стал собранным и спокойным.
— Какой иду?
— Девятый. Выжмешь – будешь пятым. — Выводящий избегал смотреть в глаза, отлично понимая, что чудес не бывает. Но он хорошо делал своё дело.
— Поборемся, – атлет глубоко вдохнул грудью и начал раздавать указания:
— Грудь протяни ниже, да, вот так, достань вон те бинты, новые, им сегодня в первый и последний раз работать со мной. Ага, нашатырь дай. Ремень ниже – пузо давит. Магнезию давай, брусок, а не этот порошок!

Он был снова зол: на себя, на этих молодых ребят, которым повезло родиться позже, на то, что он никогда не был великим, и так и не стал им, за то, что когда-то недоработал, не дошёл, не дотянул.
Объявили. Атлет поднял голову вверх и зажмурился от электрического света, ударившего по глазам своими лучами.


18:00

Быстро, слишком быстро тают секунды. Их всего 60 отпущено на попытку. Потом, всего через несколько ударов сердца, он встанет со скамьи и, разведя руками, с легким поклоном покинет бесславно помост. Потому что не справится с весом.

В животе предательски сжалось – жена была в первом ряду. Она смотрела на скамью, ждала его выхода. Она приехала, чтобы поддержать его. Как умела: молча. Как не вписывалась эта женщина — та, которая родила ему детей и была всегда такой близкой и нежной — в эту жестокую спортивную реальность!
Удар под дых – в одной руке жена зажала небольшую коричневую сумочку, а за другую держался их сын. Атлет увидел огромные наивные глаза и маленький розовый пальчик, указывающий в его сторону. «Папа» — прочитал по губам.
Всё, теперь всё. Теперь ложиться костьми.

Как-то младший его спросил:
— Пап, а ты самый сильный?
Он тогда поцеловал пушистую макушку сына, обнял его и ответил:
— Конечно, как же иначе?

…Штангу подали хорошо, «в локти». Принял – и снаряд слегка «затрусило» наверху. Прозвучала команда. Выверенное, отработанное годами движение – гриф ровно лёг на «солнышко» и застыл на долю секунды, чтобы с последующей командой судьи с легкостью взлететь вверх.
— Вес взят!
Он также, как и в первый раз, тяжело и грузно вставал со скамьи. Уже знал, что сегодня не оставит шансов своему возрасту и своему страху. Сегодня и сейчас решалось, каким взглядом посмотрит на него завтра сын, как он сам будет завтра смотреть на себя в зеркало…

— Мам, а папа еще выйдет жать штангу?
— Да, сына, потерпи, – Она нервно сжала детскую ручку, каким-то особым женским чутьём (как и всегда) ощущая, насколько важно для мужа, что они с сыном сейчас в этом зале. Так было нужно – и они рядом.

— Сколько следующий?
— Какой расклад?
— Плюс пять – и станешь третьим.
— А первым?
— Первым?.. Нужно еще пятнашку… и пожать.
— Заказывай. Если что – успеем скинуть.
— Понял.

Он знал, что не будет скидывать. Он не мог сегодня сделать шаг назад. Понимая, почему уходит без боли, без сожалений по этому спорту, которому отдал столько лет – потому что сделал верный выбор. Яркое осознание этого пришло там, на помосте, когда увидел глаза сына, когда пересёкся взглядами с женой. В самую трудную минуту она была там, где должна была быть – и это стоило того, чтобы сегодня он ушёл с помоста стареющим, но непобеждённым хищником.


18:15

— На помост приглашается…
Он выходил, чувствуя затылком обжигающие взгляды тех, кто уже выступил. «Последний в потоке – когда это было?» — мысль, зацепившая по касательной.

Его всегда пугал этот пресловутый третий подход, в котором так много решалось. Непростая задачка – поставить на кон всё и попробовать сорвать банк вопреки ожиданиям и простой логике. Но сам этот день, это «сегодня» — не поддавались логике.

Он сел на скамью и одними губами, обращаясь в пустоту, прошептал: «Спасибо» — бухнулся назад, жёстко вгрызшись сведёнными лопатками в поверхность лавки, широко расставил ноги, указательными пальцами нашёл голые тела рисок грифа и скомандовал подающему:
— Давай!
Снаряд плавно нырнул на выпрямленные руки. Стянутая низко до предела жимовая рубаха тормозила движение штанги вниз, которое практически прекратилось в каких-то двух сантиметрах от груди, однако гриф покорно остановился аккурат в тот момент, когда соприкоснулся с телом атлета. После команды судьи штанга лениво и нехотя устремилась вверх, застыв в верхней точке, когда включились локти.

Раздались аплодисменты – всё было кончено.
Победил.
Он медленно поднялся и тяжело поклонился. На большее сил не осталось — но это было уже неважно.