Кадавр

 

Читателей: 5

Инфо

Мне снилось, что я труп. Или притворяюсь трупом, чтобы избежать смерти.
Я стоял над столом, за которым моя мертвая мать писала слова вертикально,
В
О
Т

Т
А
К
Стоял  п    кач      ва        ь  и рухнул лицом в
                о        и        яс
стол, уронив руки.
Правая свис
                      а
                      л
                        а.
А левая подломилась, и санитар стал
ее разгибать, чтобы потом, на каталке,
я лежал ровно.
- Ещё не окостенел, давай, - кивнул он напарнику.
И вот я лежу под  грубой
серой застиранной
простыней,
Мне чудится звук
столярного степлера,
Я боюсь, что санитар
сейчас клацнет - и
к моей пятке пришпилит бирку.
Ведь если я не труп,
мне будет больно.
Мне ни за что нельзя
показывать, что я чувствую
боль.
Ведь меня ждет электрический стул, а это куда больнее.
Я только что видел, как рыдает
в коридоре суда
по приговоренному любовнику
мой приятель.
Дружка на моей свадьбе нас выдала копам, а теперь рыдает:
нам всем впаяли 
э
л
е ический с
к                т
т                у
р              л

Она заглядывает в мои глаза, чтобы я ее простил.
Но в этом суде нет апелляций.  Я не могу ей ответить взглядом. Ведь я мертв, или притворяюсь мертвым, мои зрачки должны быть неподвижны.
Все это было четыре минуты назад. А после я упал, врезался лицом в стол,
Меня кинули на каталку, клац-клац-клац  -
Или это дребезжат металлические кости каталки, подпрыгивая на выломанной плитке пола.
Она выскакивает в разных местах, как возвращаются из-под пальцев клавиши фортепиано,
Плитка цвета оливок, а некоторые квадратики чёрные, а иные - охрой.
Почему я слышу эти звуки? Разве я еще не мертв?

Я стараюсь не дышать, чтобы не потревожить складки на больничном саване.
Если заметят, мне крышка.

Но ведь я и на самом деле мертв.

Я мертв, дурачок. мертвее не бывает.

Сколько раз себе говорил не ложиться головой к батарее!
Голова дурная, тяжёлая.
А лучше вообще не ложиться.
Мои мертвые повадились ко мне приходить. Весь наш семейный клан, до колена, которое я смутно - по малолетству - помню.
Бабки, деды, их сестры и братья, их умершие дети, мои дядья и тетки. Десятки и десятки людей с общей каплей крови, переселившиеся на тот свет.
И вот по этой каплей крови, как Гензель и Гретель по хлебным крошкам на лесной тропе, они находят меня.
Обычно. сны, в которые они вторгаются то компанией, то поодиночке, обрываются в шаге до...
Вот я в замешательстве на середине дороги, увязаю ногами в снежной каше. Мне виден перрон, на котором ждут меня отец и мать (почему они вместе, думаю я, проснувшись, они же в разводе? Но во сне меня ничто не удивляет.). Родители машут мне, торопя. Состав вот-вот отбудет, и я почти догадываюсь, куда.
Примерно на том же расстоянии от меня - дом моих знакомых, которым я отдал на хранение нечто важное.  Я силюсь вспомнить, что это, но не выходит.
Но точно знаю, что ехать без этого, чего я не могу вспомнить, нельзя.
Пока я мысленно мечусь, всё глубже увязая в шуге, состав отходит.
Промелькнули печальные лица родителей,  я чертыхаюсь с досады и обнаруживаю себя сидящим в кровати, со спущенными босыми ногами. Пока нашариваю тапки, ощущаю выстуженный, как покойницкая, пол - забыл закрыть окно на ночь.
Но сегодня-то я точно мертв. В этом не может быть никаких сомнений. Я кадавр. Меня пугает и само это слово, и пустота, которая прячется в моих покровах и органах. Пугает бездвижность, неодушевленность, отсутствие чувств. Я боюсь мертвецов, хотя должен бы к ним привыкнуть.
Как мне привыкнуть к новому себе?
Я упираюсь ледяным лбом в ледяное оконное стекло. Там внизу, под паутиной черных ветвей - голые кроны бесснежной зимой  похожи на мотки проволоки - суетятся двое: водитель и санитар.
Они открывают заднюю дверцу катафалка.