Сказка старого индейца.

Конкурсное / Сказка / 

 

Читателей: 19

Инфо

Садись малыш у костра погреться,
Скво поворчит, а потом забудет.
Согреешь деду больное сердце –
Второго солнца уже не будет.
Раскурим трубку и выпьем чаю.
Я знаю, будешь ты сильный воин.
Ты будешь гордостью чиппевайи,*
И бледнолицых полсотни стоить.

Ты говорил мне, что видел небо
И льды замёрзшего океана.
Я прожил жизнь – в тех местах я не был,
Но с детства знал о них песнь шамана.
Он пел ту песню о сильной птице,
Что гнёзд не вьёт на морозных скалах.
О том, что если уж ты влюбился,
То чтоб писали о том в анналах.

Ночь нынче твёрже плиты гранита –
Не скоро вскроют рассветы небо.
Герою холода Антарктиды
Писали древние эту веду.
Там рвутся в айсберги горы-льдины,
Что с побережья сползают в море.
Я расскажу тебе о Пингвине –
Свободной птице любви и горя.

                                                      *****
              В снежных хлопьях Антарктиды, над бескрайними морями, по ветру раскинув крылья, взгляд роняя на просторы,  реет стражем гордый ПИнгвин, нагоняя тучи страха на моря и океаны, и на тех, кто есть в глубинах.
      Не пройти добыче мимо: не тунцу, не жирной сельди. Взор охотника, глумливый, добыч бьет подобно пуле, от него не схорониться в шумной пене океана. Волю, море и свободу знал Пингвин с минуты детства. На ветрах, в солёных брызгах, семимильными глотками поглощал он своё счастье: то, бросался сверху в бездны, то стремительным торнадо уходил в высоты к тучам. Был – не робкого десятка,  бил врага могучей грудью, уходили альбатросы, если  видели Пингвина, когда тот крылом на части рвал и резал сине небо. В глубине морские скаты камбалой на дно ложились, от греха уйдя подальше, лишь завидев тень Пингвина над водою в свете солнца.
    Но всему приходит время, дни идут, мужает птица, всё бесстрашней его сердце, клюв подобен острой пике, глаз орла и  тот не зорче, если брать с Пингвиньим оком.
    И заметил он однажды, в пене красного рассвета, как резвилась и играла грациозная Дельфина. Лучезарных уст улыбка, взгляд, манящий в бездны моря остриём стрелы Амура нанесли Пингвину рану, глубиной страшней пробоин, что наносит рыба-молот.
  Много в жизни видел ПИнгвин, разных гадов и креветок. Океанское течение приносило тварей дивных: чёрной глубины кальмары, чуда дна морские звёзды, безразмерные лангусты ни в диковину, ни в сказку. Видел он касаток стаи, знал акулу одиночку, бил крылом кита о спину, рыб летучих гнал над морем, змеевидную мурену загонял в пещеры рифов.
      Ни когда ещё так сильно, так стремительно тревожно, разрывая грудь на части, не стучало его сердце: то вулканом извергаясь, то внезапно замирая как морской водой, омытый серый камень побережья.
    Словно молния стихии, с высоты седьмого неба, белой грудью, чёрным фраком пал он к ней в морские волны, обдавая брызг фонтаном взмахом сильных мощных крыльев.
      Море пенилось штормами в играх птицы и Дельфины. Счастья миг, любви безумство зарождало зло цунами, и казалось, нет предела, и конца тому не будет. То была минута счастья, или может быть мгновенье, кто любил, конечно, знает трепет этих ощущений, это то, что называем мы любовь шального взгляда.

                                                  *****
        Кто не знает Антарктиду, кто не плыл её штормами, где сквозь ледяные волны смотрят скалы побережья, тот не в силах поразиться, не дано тому представить холодов морских коварство, когда панцирем железным застывают волны моря.
        Вот таким стальным объятием, вот таким морским капканом была схвачена Дельфина, когда ПИнгвин взмыл над морем чтоб с высот, под облаками отыскать тепла течение, проложить дорогу жизни в тёплые морские волны. Горю не было предела, хрусталём упали слезы, когда он её увидел чёрной каменной скульптурой среди тысячи замёрзших волн, что стали неподвижны.
        Пал и он на камень камнем, чтоб разбить Дельфины путы, бился грудью, резал крылья о намёрзшие торосы, клялся вечною любовью, но не в силах был помочь ей. И любимой, чтоб не мёрзла, он оставил свои крылья. На могиле, пусть ей будут от ветров и дикой стужи тёплым нежным покрывалом. Пусть они Её согреют, пусть останутся как память, как пример для подражания для растущего потомства о любви и бескорыстие.
        С тех времён прошли столетия, позабыта эта сказка, мало кто сегодня помнит о бескрылой гордой птице, что живет во льдах и ищет, ищет ту, что чёрным камнем вдруг мелькнёт средь льдов в изломе проплывающих торосов океанского течения.

                                                          ******
Догорели углИ – стыло. Опустел пузатый чайник.
Рвут бумагу сигареты пальцы старого индейца,
Табаком душистым трубку набивают до отказа.
Скво давно тихонько дремлет под пуховым одеялом….
_________________________________________________
* чиппевайи – племя индейцев северной части Америки.