Ключ (ретродетектив) гл. 7-8

Рассказ / Читателей: 18

Инфо

Глава 7

По дороге к особняку Ельниковых Гусев размышлял о том, какие невероятные случаи бывают в жизни. На один сейф в одно и тоже время получалось два покушения. Но в случайности Платон Поликарпович давно уже не верил, поэтому он пытался найти этому «феномену» объяснение. «Что если это хитроумный план Костромина? Он каким-то образом сообщил взломщику о деньгах за имение и предложил ему их взять. В тоже время послал своего помощника, чтобы он забрал нужную сумму и не дал вору унести все деньги. Гладко, да не очень... Что мешало взломщику, придя в себя, обчистить сейф? Ян Кольский – тёртый калач. Умеет рисковать. Пустым бы он не ушёл... Опять загадки».
Подъехав к воротам особняка, Гусев вышел из пролётки и, подумав немного, решил пройтись по тротуару, поискать место, где нашли тело взломщика. Долго искать не пришлось. У ограды со стороны хозяйственной части особняка в высокой траве были довольно заметны следы примятости, оставшиеся от санитаров морга и зевак. «Что ж, в общем-то, логично, – заключил Платон Поликарпович, оглядывая каретный сарай и конюшню, находившиеся за забором. – Это наиболее подходящее место для проникновения на территорию. Где забрался, там и выбрался, да вот сердечко подвело».
Сторож Матвей уже нетерпеливо топтался у ворот и, увидев возвращающегося Гусева, лихо взял под козырёк и вытянулся по стойке смирно.
– Здравия желаю, господин следователь! – отрапортовал он.
– Здравствуй, Матвей. Скажи господину генералу, что пришёл следователь. Надо осмотреть хозяйственные помещения и выход на чердак. Сейчас подъедут полицейские. А я посижу в беседке, подожду тебя.
Пока он ждал Матвея, приехали откомандированные Потаповым люди. Платон Поликарпович решил, не теряя зря время, проинструктировать полицейских. Вскоре появился запыхавшийся сторож и, суетясь и извиняясь, впустил пришедших.
– Скажи, Матвей. У кого имеются ключи от входной двери в дом?
– Как у кого? – удивился старик. – У господина генерала, конечно. У Анны Прокофьевны есть. Она строго следит за дверями. Когда уезжают на лето, то она самолично все входы проверяет: закрыты ли. Ну, мне доверяют ключ от дома, когда в загородной усадьбе живут.
– А у Николая Костромина был ключ?
– У Кольки-то? А зачем ему ключ? Когда в кадетах был, то дома всегда люди были. А как в университете стал учиться, то и съехал от нас на отдельную квартиру.
– А запасные ключи где хранятся? – внимательно глядя на старика, поинтересовался Гусев.
– Это надо у Анны Прокофьевны спрашивать. Она хозяйка в доме, – пожимая плечами, ответил Матвей.
– Хорошо. Скажи, много ли у Николая друзей?
– Про друзей не скажу, а то, что веселье да компанию он любит, это точно. Всегда с толпой приятелей ходил.
– Ладно, Матвей. А скажи-ка ещё мне. Ты перед отъездом генерала и после его отъезда ничего непривычного или странного не замечал? На улице или рядом с домом? Может быть, люди какие незнакомые приходили?
Матвей сдвинул фуражку и почесал затылок.
– Да вроде ничего необычного не было. Тёрся тут какой-то нищий у ограды, дак я его сразу прогнал. Он потом ещё дня два у лавки напротив сидел. Это до отъезда генерала было. Да! Вспомнил! – Матвей поднял скрюченный, пожелтевший от табака указательный палец. – Хоть это, наверно, пустяк. Но накануне приезда господина генерала я выгнал с территории какую-то шавку. Когда успела залезть во двор?
– Собака, ты говоришь? Кобель или сука? – резко спросил Гусев, который начал понимать, как обманули бульдогов.
– Сука, – ответил как-то враз съёжившийся старик, видимо, тоже понял, что собака делала у них в саду.
Поговорив с Матвеем, Платон Поликарпович направился в дом. Его встретила горничная и, сказав, что генерал ждёт, проводила до кабинета. Не успел он войти, как на столе у генерала зазвонил телефон. Пётр Ильич выслушал и с мрачным видом протянул трубку следователю:
– Вас.
В телефонной трубке Гусев услышал взволнованный, радостный голос Сергея Вавилова:
– Платон Поликарпович! Я нашёл его!
– Кого? – оторопело, спросил старший следователь.
– Ключ, который вам покоя не давал! От сейфа генерала, – захлёбываясь от возбуждения, почти кричал Вавилов. – Я когда отпечатки с инструмента делал, то достал из мешочка только пояс. Там на инструментах не должно было быть чужих следов. А сейчас решил рассмотреть весь воровской набор и вытряхнул из мешка содержимое на стол. Гляжу, а среди отмычек разных ключ лежит!
– Постой, Серёжа! – Гусев с силой потёр рукой лоб. – У меня от твоих сообщений скоро мозги закипят. Может быть, это совсем другой ключ.
– Тот, господин следователь! Я замок в сейфе хорошо изучил. Попытался снять с ключа отпечатки пальцев, но ничего пригодного для сравнения не получилось. Но это точно ключ от сейфа генерала Ельникова.
– Так, Серёжа! Бери ключ и быстро поезжай сюда.
Гусев в задумчивости вернул телефонную трубку генералу. Помолчал немного и, глядя ему в глаза, сказал:
– Видите ли, уважаемый Пётр Ильич, рядом с вашим домом был найден мёртвым взломщик, в кармане которого лежал ключ от вашего сейфа.
– Ничего не понимаю, – генерал недоумевающе потряс головой. – Как у него оказался ключ?
– Вот и я ничего не понимаю, – вздохнул Платон Поликарпович, не сводя глаз с генерала. – Вы говорили, что о месте хранения сейфового ключа знали только вы и ваша супруга. Будьте добры, прикажите пригласить сюда Анну Прокофьевну.
Генерал Ельников побледнел и рывком расстегнул ворот кителя. Потом громко, словно командовал на плацу, рявкнул:
– Дарья! Позвать сюда Анну Прокофьевну! Живо!
Буквально через минуту в дверях показалась встревоженная Анна Прокофьевна.
– Пётр? Что случилось? Ты так кричал, что я даже книгу от испуга выронила.
– А случилось, сударыня, то, что у нас под окнами нашли мёртвого вора с ключом от моего сейфа в кармане Что ты на это скажешь? – медленно, чеканя каждое слово, ледяным тоном произнёс генерал, лицо которого начало наливаться краснотой.
Анна Прокофьевна, открыв рот и приложив руки к груди, застыла посреди кабинета. Сдавленным голосом удивлённо спросила:
– Как это с ключом в кармане?
– А это вы мне, Анна Прокофьевна, милостивая государыня, скажите, как ключ от моего сейфа оказался в кармане вора!  Я твоего братца покрывать больше не буду! Пусть отвечает по всей строгости закона! Дело уже до убийства дошло! – гремел генерал Ельников, не обращая внимание на присутствие следователя.
– Ах, так! Любезный Пётр Ильич! А не вы ли всё это подстроили, чтобы выманить у меня деньги на вашу фабрику? И на Николеньку решили всё свалить, – также без стеснения запальчиво ответила ему Анна Прокофьевна, которая в миг пришла в себя от потрясения. – Я не позволю вам его засудить!
Следователь Гусев, не обращая внимания на «выпускавших пар» супругов, сел в кресло и задумался, переваривая услышанное. Все версии: и старые, и новые, разбивались о ключ. «Как он мог оказаться в кармане грабителя? Мистика какая-то – думал Платон Поликарпович, не замечая, как мнёт в руке бланк для протокола. – Постой, Платоша. Что это госпожа Ельникова говорила про выманивание денег. Что всё подстроил генерал? А что? Он мог отдать ключи от входа и сейфа сообщнику перед отъездом. Тот загодя нашёл взломщика и дал ему наводку на сейф. Потом сообщник вошёл в дом, подождал, когда грабитель поковыряется в замке своим инструментом и оглушил его. Открыл сейф, взял деньги и колье. Чтобы запутать следствие, сунул ключ в карман взломщика. У медвежатника Яна Кольского приступ, и он полуживой уносит ноги... Зачем так сложно? Почему надо было открывать сейф ключом? Опять этот ключ! Да и отпечатки пальцев третьего лица в потайном месте на раме портрета куда деть... Ладно, генерал мог не отдавать ключ, а сказать, где он лежит. Но если учесть, что Кольский, этот Двуликий Янус, за три дня до отъезда генерала Ельникова начал собирать информацию о жизни в особняке, то я опять ничего не понимаю... И где сообщник генерала мог его найти? Потапов сказал, что никто взломщиков на дело не искал. А может, он Кольского узнал, когда тот следил за домом? И предложил ему свои услуги за долю. Решил использовать втёмную, сообщив, что дело провернуть можно только в эту ночь. Версия вроде бы рабочая вырисовывается. Но генерала голыми руками не взять. Ничего не докажешь. Да и Август Генрихович уже напрямую прикажет всё на взломщика свалить. О-хо-хо! Что же, пока будем искать, где злоумышленник в дом забрался, а там видно будет».
Супруги Ельниковы, наконец, успокоились и сидели молча. Гусев поднялся, сказал, что следствие работает, что всё будет выяснено, и вышел из кабинета. Спускаясь по лестнице, он услышал сзади голос супруги генерала. Она стояла у дверей кабинета поникшая и враз постаревшая, опустив глаза и кусая бледные губы, нервно теребила в руках платочек. Позвав его ещё раз, подняла покрасневшие глаза и робко спросила:
– Платон Поликарпович, вы не знаете где Николай? Я места себе не нахожу. Его нет дома уже пять дней. Я боюсь, что с ним что-то случилось. Он ни в чём не виноват. Николай не мог убить человека!
– Не стоит он ваших слёз, Анна Прокофьевна. У баронессы Загряжской в имении ваш брат всё это время в карты играл. Но в виду сложившихся обстоятельств я вынужден его задержать. Пока Николай Костромин будет находиться под стражей. А вы – под домашним арестом, – Гусев повернулся и продолжил спускаться по лестнице.
Он умышленно не стал говорить Ельниковым о том, что Ян Кольский умер своей смертью. Обвинение в убийстве многих делает более разговорчивыми. Следователь Гусев решил посмотреть на их реакцию и уже получил первый результат.

В гостиную торопливо вошёл Сергей Вавилов.
– Серёжа, хорошо, что ты пришёл. Пойдём, обследуем выход на чердак, – как ни в чём не бывало сказал ему Платон Поликарпович.
Старший следователь по особо важным делам Гусев, конечно, понимал, что такой матёрый взломщик, как Кольский, может без следов открыть любой замок. Но проверить всё-таки надо было.
– А как же ключ? – удивился Сергей, задетый обыденностью действий старшего следователя.
– Потом, Серёжа. Он от нас уже никуда не денется. Надо мне немного с мыслями собраться, – Гусев приветливо взглянул на Вавилова и приобнял его за плечи.
– Представляете, Платон Поликарпович, этот Ян Кольский, родом из деревни, где находится усадьба имения, которое продала госпожа Ельникова, – торопливо начал рассказывать Сергей, смущённый и польщённый непривычным поведением Гусева. - Так, может быть, он, прячась в родной деревне, и узнал там о продаже? А потом выяснил, где живёт генеральша.

Глава 8

Дед Матвей аккуратно расстелил на маленьком столе, примостившемся в углу сторожки, чистый рушничок, подаренный ему на Пасху горничной Дашей, и положил на него завёрнутый в холстинку кусок сала. Откинув с чугунка, стоящего на подоконнике, старую шинель, взял несколько картофелин. Картошка с утра ещё не остыла и была тёплой. Неторопливо отрезал несколько кусочков сала и, достав краюху хлеба, сел за свою нехитрую трапезу. Он решил плюнуть на господскую суету и немного перекусить.
Очистив картошку, дед Матвей положил на хлеб сало и поднёс было картофелину ко рту, как дверь резко распахнулась и на пороге сторожки появилась горничная Даша. Она со словами: «Дед Матвей! Что делать! Помоги!» кинулась, рыдая, к нему в ноги. Старик любил Дашу и относился к ней как к внучке, стараясь помочь при случае или защитить при необходимости. Даша тоже была к нему добра и ласкова, часто заходила в сторожку просто поболтать или поделиться своими проблемами.
– Дашулька! Да что стряслось! – привстав с табурета, он пытался поднять её с земли.
Даша стояла на коленях и, закрыв руками лицо, причитала:
– Ой, дед Матвей! Пропала я! Бес попутал... Ой, что делать... Сама не ведала, что творю... Нельзя мне в тюрьму!
– Да перестань ты рыдать! Объясни толком, что случилось, – встревожился дед Матвей, услышав про тюрьму.
– Ведь это я взяла генеральские деньги, – размазывая по щекам слёзы и всхлипывая, сказала Даша.
– О, как! Дак, вроде, вор был и сейф пытался открыть, но ему помешал кто-то. На Николая, похоже, думают. Следователь меня всё про него пытал.
– Ой, дед Матвей! Да это я вору помешала, огрела его по затылку шандалом. А сейчас услышала, что вор то этот помер, – шмыгнув носом, сказала Даша и опять заревела.
– Как прознают про меня, – всхлипывала она, – так и посадят в тюрьму за убийство. А мне никак нельзя в тюрьму: дитё у меня будет. Ой, подскажи, дед Матвей, что делать.
Старик, ошеломлённый услышанным, сидел, сдвинув косматые брови, и мял в руке бороду.
– Ты вот что, Дарья, успокойся и расскажи мне всё по порядку. Только честно, без утайки.
Даша, тяжело вздохнув, утёрлась передником и, сев на скамейку у окна, начала рассказывать:
– Когда Анна Прокофьевна дала всем выходной на неделю и уехала к дочери, я решила сначала позвать на ночку Ваську к себе, а после уже тётку в деревне навестить. Уж очень мне не нравиться в его грязной пятирублёвой комнатке любиться. Я всегда его звала, когда хозяев долго дома не бывало. Умыкну у тебя тайком ключ от угольной калитки и впускаю, и выпускаю его через неё. А бульдогов твоих тихонько загоняла в дом. Они меня знают, я их частенько косточками с кухни балую. Вот и тогда, взяв ключ от калитки, я направилась к Ваське. Решила позвать его и сказать, что у нас ребёночек будет. Да только он слушать ничего не захотел, заявил мне, что может это и не его ребёнок.
Даша поднесла к лицу передник и опять горько заплакала. Матвей, поглаживая бороду, молчал и терпеливо ждал. Наконец она успокоилась, высморкалась в фартук, и, глубоко вздохнув, продолжила:
– Обиделась я на него тогда шибко и убежала. Поздно уже было. Будить тебя, чтобы открыл ворота, не стала, а прошмыгнула в калитку. Посидела я в людской, поплакала, погоревала над жизнью своей никудышной, да и решила вдруг пойти спать на хозяйский балкон. Очень уж душно было в ту ночь. Генерал после скандала с Анной Прокофьевной ушёл вместе с ключом от кабинета, и тот остался не запертым. Так что через кабинет я и попала на балкон. Анна Прокофьевна, как жара началась, приказала поставить там кушетку и натянуть над ней марлевый полог.
Легла, а уснуть всё не могу. Открыла глаза и обомлела: на перилах балкона мужик сидит. Лежу, дышать боюсь. Мужик тем временем вытянул с низа какие-то палки и бросил их на пол, а затем, спрыгнув с перил, юркнул в дом и начал там чем-то побрякивать. Я осмелела, взяла шандал, которым край полога прижимался, да и пошла тихонечко к кабинету. Луна в тот день была полная, видно хорошо. Гляжу, мужик тот стоит у стола генерала и ковыряется в дверке сейфа. Ну я и огрела его что есть силы шандалом по голове. Упал он, а я стою и не знаю, что делать. А потом, Господи, прости меня, словно бес в ухо нашептал.  Думаю, возьму-ка я немного денег у генерала. Будет у меня приданое, тогда Васька по-другому заговорит. Я когда вешала полог на балконе, случайно увидела, куда генерал ключ от сейфа кладёт. Вот взяла я этот ключ, железки вора вытащила и открыла сейф. А там лежит генеральшино колье в коробочке и поблёскивает в лунном свете, словно струя воды на солнце. Не устояла я от такой красоты. Взяла его, да денег сколь рука ухватила. С таким-то приданым, думаю, Васька от меня точно не откажется. Сунула потом всё под подушку на кушетке и пошла осторожно к мужику, посмотреть, не очухался ли. Тут мне мысль пришла, что надо его за ограду выволочь, пока не пришёл в себя. Шум-то мне сейчас поднимать нельзя, а потом, когда хозяин вернётся, сам увидит, что его обокрали.
Вынула ключ из дверки, хотела назад положить, да показалось, что мужик шевельнулся. Побежала быстрее собак загонять. Вернулась – вор этот лежит, не шевелится. Быстренько покидала железки в карман его пиджака, потом взвалила этого мужика себе на закорки и потащила к калитке.  Мужик тщедушный был: быстро справилась. Васька-то куда тяжельче будет, когда вдрызг упьётся. Оттащила, значит, его немного в сторону и привалила к ограде. Он вроде как застонал. Я домой и побежала. Собак выпустила, поднялась в кабинет, стала там порядок наводить, а саму трясёт всю. Ключ от сейфа найти не могу. Видать, я его с железками в карман вора положила. Тут и о его палках вспомнила. Это оказались ходули. Он, видать, с их помощью-то и забрался на балкон. Сгребла я деньги с колье в подол и в людскую спустилась. Сижу, думаю, что дальше делать. Куда ходули деть. К мужику за ограду тащить боязно. Решила утром в дровяной сарай выкинуть. Немного успокоилась, но спать уж не стала ложиться, думаю, выйду с рассветом в калитку, а потом вернусь в дом через ворота. Ну вот и всё, дед Матвей.
Даша тяжело вздохнула и умоляюще посмотрела красными опухшими глазами на старика.
– Что мне делать? Я ведь человека убила. Как дальше жить с таким грехом? А как поймают меня? Следователь этот толстый ходит по дому, во все углы заглядывает. Давеча под балконом ходил, на земле что-то разглядывал, к калитке подходил. Я, дед Матвей, измучилась уже вся. Поначалу-то, как совестно стало, решила было вернуть всё на место, да генерал вдруг приехал, а там и полиция заявилась.
В сторожке наступило тягостное молчание: Матвей погружён был в раздумья, а Даша, опустошённая горем, больше уже не могла говорить.
– Так, Дарья! Вот что мы сделаем, – Матвей хлопнул руками по коленям и, окинув суровым взглядом сгорбленную фигурку девушки, прокашлявшись, спросил:
– Ты про деньги то Ваське ещё не говорила?
– Нет, – шмыгнула носом Даша.
– Принесёшь мне сейчас всё, что украла, и забудешь об этом. Ты ничего не знаешь и ничего не видела. Если следователь будет спрашивать о ключе, знала ли ты, где он хранится, то скажи, что один раз случайно видела, куда генерал его положил. Если спросит, говорила ли ты об этом кому, то скажи, что по бабьей глупости сболтнула Матвею, а больше никому не рассказывала. Всё! – он грозно взглянул на девушку. – Больше ты ничего не знаешь! Поняла?
Даша кивнула и, мазнув по носу рукой, подняла на старика удивлённые глаза. До неё дошло, что задумал Матвей. Охнув, прижала ко рту руки и закрыла глаза.
– Не боись, Дашулька! – Матвей поднялся, молодцевато поправил старенькую гимнастёрку и приосанился. – Я старый солдат, меня казармой да казённой пайкой не испугаешь. А дитю негоже в тюрьме рождаться, да потом при живых родителях по приютам мыкаться. Иди, Дарья, неси мне деньги, да помни, что ты ничего не знаешь.
Даша, озираясь на деда, боком выскользнула из сторожки и побежала в дом.
 
Когда после осмотра чердака Гусев с Вавиловым вышли на крыльцо, внизу их ждал дед Матвей. Он стоял, опустив голову, и прижимал к груди фуражку. Заметив их, он отнял её от груди и протянул вперёд.
– Это я взял деньги. Вот они.
Гусев невидящими глазами уставился в фуражку. Он был опытным следователем и умел разбираться в людях. Но сейчас Платон Поликарпович испытывал шок от услышанного. У него в голове не укладывалось, как Матвей, всю жизнь верой и правдой прослуживший генералу, не раз рисковавший жизнью за него, мог совершить такое. Но доказательство лежало в фуражке.
– Так, Матвей, пройдём в дом, – это всё, что он смог сказать.
В гостиной они с Вавиловым, не проронив ни слова, сели на диван, а старик остался стоять в центре комнаты, по-прежнему прижимая к груди фуражку с деньгами. Его короткие редкие седые волосы прилипли к голове, а по вискам крупными каплями стекал пот, оставляя в косматой бороде мокрые дорожки.
Гусев медленно достал из портфеля бланк, коробочку с дорожной чернильницей и ручкой и, не глядя на Матвея, коротко бросил:
– Рассказывай.
Дед Матвей кашлянул, вытер рукавом пот со лба и, словно на рапорте командиру, начал отрывисто говорить, глядя в пол:
– Перед тем, как уйти к себе в строжку, я решил ещё раз обойти двор. На балконе увидел мужика. Ночь была лунная, видно хорошо. Зашёл в дом, тихо прокрался к кабинету. Дверь оказалась не заперта. Мужик тот стоял у сейфа и пытался его открыть. Я саданул вора по голове шандалом. Он упал. А меня словно бес попутал. Словно шепнул мне на ухо, мол, возьми у генерала немного денег на домик. Я хотел отправиться на родину доживать последние дни. Горничная Дарья как-то в разговоре обмолвилась, что когда на балконе полог над кушеткой вешала, видела, куда господин генерал ключ от сейфа прятал. Я достал ключ, открыл сейф, взял деньги и колье. Это чтобы убыток был поровну: и у генерала, и у его супруги. Собрал железки вора и сунул ему в карман. Видимо, и ключ туда попал. Потом отнёс мужика за ограду. Он вроде дышал. На балконе нашёл его ходули. Грабитель, видимо, с их помощью и через ограду перемахнул, и на балкон влез. Отнёс их в дровяной сарайчик. Всё.
– А что сейчас признался? Совесть замучила? – холодно, с нескрываемым презрением спросил его Гусев.
– Не хочу душегубом быть, с таким грехом помирать. Может, и сильно пришиб вора, но не убивец я, – подняв голову, твердо сказал Матвей и бросил быстрый острый взгляд на следователя.
В его глазах не было ни страха, ни волнения, а только удивившая Платона Поликарповича спокойная уверенность. Отчего-то ему стало жаль старика и, бесцельно перебирая в портфеле бумаги, он подавленным, тусклым голосом сказал: 
– Насчет этого можешь не переживать: взломщик умер своей смертью от разрыва сердца.
– Матвей! Как ты мог? – послышался сверху хриплый голос генерала. – Неужели я не дал бы тебе денег...
Он стоял на верху и судорожно сжимал перила. Потом резко развернулся и ушёл в свой кабинет.
Когда уводили Матвея, горничная Дарья лежала на кровати и навзрыд рыдала. Потом быстро собрала свои вещи в узелок и, поднявшись к Анне Прокофьевне, сказала, что уходит. 

Эпилог

В день суда над Матвеем генералу Ельникову принесли письмо. В нём на небольшом клочке бумаги неровным почерком было написано: «Простите деда Матвея. Он не виноват. Это я взяла деньги. Он пожалел моё дитя, которое скоро родится. Дарья». И генерал поверил. Он поднял трубку телефона и попросил соединить его с председателем окружного суда. Просьба генерала была – дать Матвею минимальное наказание.