Ощущение мимолётности жизни, но тепло воспоминаний заставляет с оптимизмом глядеть в будущее.

Как хочется к любимому прижаться
и рассказать о горестях своих,
его послушать, чтоб не обижался,
и разделить грусть, радость на двоих.
Но мой любимый далеко- далёко.
Пусть так, я напишу ему письмо.
Напомню нежно, как в меня влюблён был
и до сих пор влюблён, а я в него.
 

Весьма неординарный взгляд! Прекрасная находка.

Не каждому судьбой понять дано
вкус разума, дающего надежду.
Ошибки прошлого смыкают вежды,
мы свято верим в будущее, но
работа, расставляя по местам,
простые истины вбивает сваей.
И каждый вечер нас усталость валит,
дела заели, отдохнуть — мечта.
Не каждому удастся повзрослеть,
пожив, иные просто постареют.
Не золотом одарит жизнь, даст медь.
А старость: «Сударь, попрошу на рею.»
 

Дай Вам бог долгой и счастливой жизни. Примите от чистого сердца:
 
От первых криков до седой тоски,
до пожилого «мать» от слова «мама»
и до финальной гробовой доски
одна лишь женщина лелеет память.
Ласкавшая прикосновеньем рук,
страх ночи разбивал журчащий голос,
воркующий, будивший поутру,
что бесенят молитвою прогонит.
И до серебряных висков: «Сынок.»
Врач от душевных ран — тепло ладони.
А мы: «Прости, не позвонил, не смог...
Дела „заели“, босс вконец загонит!»
И только в лоб прощальный поцелуй
навеки разомкнёт родные узы.
Заплачет осень, слёзы — по стеклу,
и мы заплачем, в сердце кто- то умер.
Вернуть бы всё назад, поговорить,
уткнувшись в фартук о лихом поведать.
Но тишина — воркуют сизари...
Без мамы все обречены на бедность.

Несколько слов на заданную тобой тему, если позволишь:
Зачем нам про начало знать,
конец — венец, всему начало.
Старт — бессознательная знать,
ещё корова не мычала
и не телилась, был комок,
потом он станет человеком
и как достигнет свой порог,
то не известно всем от века.
У середины есть мораль:
на жизнь гляди трезвей и проще,
самоанализ, пастораль
оставь для идола, что в роще.
Пока живёшь, бессмертен ты.
Вот вывод — прост и однозначен.
Дойти пытайся до звезды,
ты — божий сын и не иначе.
 

Лора Трин, это точно: шкаф — скелет как кровь — любовь.

Вы подметили распространённую черты женского характера, позвольте добавить к выше сказанному пару- тройку строк.
 
За внешностью терялась красота
души, жизнь упивалась крепдешином.
Мужчина представлялся, как вершина -
под каблуком, а кухня ясно — ад.
В шкафу скучал изысканный наряд,
боялась снять, одет был на скелет он.
Одета, но казалось ей — раздета.
Душа так в сердце подсыпала яд.
Однажды вездесущая душа
ей показала в зеркале старуху:
«Найдётся тебя судьба- проруха,
беги из дома, не теряй свой шанс.»
«Трагедия: мне нечего надеть,
бежать босой по лужам некрасиво.
Где принц и мерседес?» Как всё бесило!
Осталась, вышла замуж за скелет.
 

Екимова Валентина Григорьевна, это Ваша заслуга, я лишь скромный исполнитель.

Не грусти, может, просто в дороге он
задержался, достали дела.
Он спешит и, до фото дотронувшись,
вспомнит ту с кем любовь их свела.
И улыбка как солнце засветится
на заросшей щетиной лице,
и глаза засверкают приветливо,
и он вспомнит, что есть в жизни цель:
чтоб не плакала больше любимая,
что собою согреть надо дом,
что любовь — чувство очень ранимое,
сохранить можно только вдвоём.
 

Узнаваемо, потому как ассоциативно.

Потенциал в наличии, осталось слегка подточить технику стихосложения.

Прекрасный философский срез мысли.

Нынче редко кто пишет о своём, наболевшем, более фантазии сытых, но душевно неухоженных.

Александр Иванов, Ваш стих о псе — боль душевная, истинное чувство, выраженное словами. Люблю животных, поэтому рассказ о таксике, как Вы его ласково назвали, ножом по сердцу. Браво.

Не желал и врагу так закончить свой век,
Сверху вниз наблюдая за праздной толпою.
И не сам он себя на распятье обрёк:
Верил, вера и только, она того стоит.
И не он, а толпа называла царём,
Слухи веером пыли над городом плыли.
Ох, не даром огнём запылал окоём
И попрятались твари в болотистом иле.
Боже, всё онемело, но смердов ругать
Он не мог, языка нет, обрезаны уши.
В этом — промысел божий, свободы рука,
Яхве милостив к тем, кто ему был послушен.
Солнце жаркою смертью пронзало его,
Уходила душа вверх искать божье счастье.
Как хотелось взлететь выше каменных гор,
Как хотелось… но гвозди вцепились запястья.
Он к нему подошёл и к кровавым устам
В страстном, словно в любовном, припал поцелуе.
Дрогнул воздух, взорвавшись хлопком: «Аз воздам».
Ох, не вовремя кат обронил имя всуе.
 

Мы ищем анналы илИ сеновалы, — стоит подумать?

Эх, Сергей, нет Уже больше дверей… мне тЕперь стол и постель.