это природа теплит писать снегом, я никогда не умное слово но я призыв на встать в позу желания, интерпретируй как хочешь, любое подойдёт ко мне восставшему

иногда кажется что ты растёшь на дереве, протянет руку читатель, сорвёт этот плод, почувствует сок продолговатого помешательства

прикосновения бывают лёгкими, тяжёлыми, бывают от меня, я не постовляю это на поток, это поток заставляет меня быть таким, какой есть, обнимать и прижимать нарушая все складки одежды сорванной на пол

а по субботам он полюбил захаживать к озёрной чайке, всё таки выходной день не будни, и она не ждёт, и он расширит рот на улыбку

я знаю ты меня бы плохо простил
ломал стены о стены
кулаки о кулаки
из газет вырезал слова бумажных шрифтов
телефоновыми проводами вил петли звонков 
до самой черноморской глубины 
нырять приходилось бы мне
чтобы солённый поцелуй душил каплями прибоя
я чуть чуть, 
а ты много много,
и этого хватит не думать о затрашнем десятилетии,
на глубине дня всего лишь одного твоего звонка — любишь

уже стало привычным каждый день ходить по земле где вспахано и ты уронила зёрна на всходы, ты не безупречна, но именно это и заставляет отвлекаться на нужность той жизни, которая к каждому не раздевается, но любит одевать в одежды своего спокойного комфорта, непредсказуемость — наверно это меня всегда пленило в тех выражениях, которые придумывал так до конца и не осознавая, зачем это делаю, из всех современником я пожалуй самый открываемый свои раны, которых ещё нет, но заблоговременно разматывающий бинты на тех местах, где они будут, ты с того разговора, с которого хочется начать и не заканчивать

решительность освободить разум от разума это наколотить определённым способом себя в своё тело, в себя, чтобы неосталось даже крошки склевать считающими себя  птицами голодным, без крылым, без нужным в мире крылатом

как то Бисмарк писал — войной не болеют, выздоравливают, тебе сродни убивать наповал стихами, если бы я был киллер, ты моя винтовка, слова твои — пули, другой бы верной подруги уже не искал, всегда в цель

мне нравится как у тебя любая схема выходит на максимальную отдачу, многие считают — гораздо легче уничтожить чужое, чем построить своё, читая тебя понимаю — твоя обязательная редкость в том, что не толкаешь читателя читать дальше, он сам себя на это толкает, ща — попробую сформулировать — а — ты говоришь завораживающим языком букв

продолжаю познавать тебя ни как женщину, как поэта, как же масштабно ты понимаешь слова, связь между ними, за лбом у тебя вселенная, а от лба до самого подбородка уже у меня для тебя сплошная улыбка

Озерная Чайка, но слова ничего не значат,
 
у каждого есть право на неправильные выводы, но я тебя не виню, просто читая твои стихи тащусь, когда снова заштормит и стану покачиваться приду к ним и уронюсь на тебя наповал

я прочитала
может два раза, может больше
тут столько историй столько внутреннего диалога и бесстрашия быть разоблаченным
но слова ничего не значат, постоялец последней лопасти
 
 

постоялец, 
выжимать из эклера душу, оставляя надкушенную оболочку, называя это не именем событий, а вкусом времени и ощущений
 
я рада, что ты пришел
я ужасно не люблю отвечать на такое количество коментариев

о господи
сейчас я буду имитировать 
зацени
 
постоялец, 
непостоянно зыбкое пространство между ступенями — одни спускаются, чтобы подняться, другие поднимаются, чтобы не спуститься. серость, возможно, искала собственный оттенок среди универсальных цветов, но устойчивость положения напоминает о камнях в ручье — вода течёт, а они остаются, а  непреклонность, как памятник самому себе, иногда позволяет миру вокруг двигаться дальше, даже когда ты остановился

постоялец, каждый художник начинает с эскиза
много лет живу в странах, где женщины сильно против такого подхода, но никак не могу понять этой идеологии
ты же не из феминисток?)

постоялец, так
а что такого сегодня произошло с яйцом и уткой (вроде)? почему отвлекаемся от бессмертия в чайкиных обьятиях?) 

Маслова Анна, вдячна, що завітали)

Маслова Анна, і вам, що ви нагали мені про цей текст і його історію