Нетронутый дух. На смерть Григорьева

2008 / Философская лирика / Читателей: 1

Инфо

Поэт скончался где-то в феврале,
а, может, в январе, в начале года.
Скончался в поэтическом тепле
родной квартиры. Был алкаш, породы
Григорьевской, но главное – пиит!
достойный музы, славы и всех прочих
регалий. Только жаль, что любят пить
поэты -  ну, не все, но этот точно
Любил! и делал это чересчур,
через края и даже через силу.
Вся жизнь его была какой-то сюр!
А вот внутри -  томился дух красивый!

Там Мякишев являлся иногда
пред стареньким поэтом и бутылку
(наверно, водки) – ставил не туда,
а вот туда. И ногти черной пилкой
бухая девка чистила, смеясь,
и страшный кот дремал у ней на тапках.
И между всеми проходила связь,
не видная снаружи, но нахрапом
нельзя так сразу, обожди, браток.
В квартире на стене висело время
(точней, часы), и, как вода, шел ток
по проводам. А Мякишев -  он Emeй
еще зовет себя -  курил бамбук,
а, может, просто баловался спичкой.
Из тела вылезала пара рук.
Да, Мякишев вообще ведь симпатичный
поэт, которых мало на земле!
Его Кривулин потчевал при жизни
(вот Бауэр Володя не терпел,
точней,  не терпит).  “Слышишь: водка киснет!”
кричал поэт, и Мякишев вскрывал
бутылку, принесенную с мороза!
И кухню дерзким рыком сотрясал!
Косая дева распускала косы
(я в этом доме не был никогда,
я просто storytаller, я -  рассказчик).
Из крана часто капала вода.
И кто-то часто забирался в ящик
и там шуршал бумагой, и кряхтел,
хтонические твари выбирались
из плинтусов и возле пьяных тел
кружились и слюнями обливались!
Соседи обливались за стеной,
в своих кабинках душевых и пели!
А месяц терся с полною луной
на небе ( да чего я, в самом деле,
о постороннем). Литр утекал,
И Мякишев тянулся к пьяной деве,
и рвал с нее одежды, как со скал
(точнее, нет: как рвут  кору с деревьев
медведи гризли). “Я етить хочу!
Мой фаллос хуерыку не подвержен!
Среди диванов мягкия чуть-чуть
Понежимся с тобою, дева свежа!”
И, дальше речь обсценную ведя,
герр Мякишев тянул блядину в место,
где никогда  - поверьте -  не был я!
Поэт садился, рядом, то ли в кресло,
а то ль на стул  - и вслух читал стихи
(иль стихики), потом они менялись.
А кто-то в это время пил стрихнин
(наверное, не я, -  нет, я едва ли!)

Я в коммунальной комнате сидел
и думал о девчонке, пьющей в парке.
Она была одна, а я без дел, -
и нам обоим было очень жарко!
Я просто взял и вышел к ней во двор.
Сел рядом и cказал: “Григорьев умер!”
А девочка вдруг маленький топор
достала и сказала: “Слушай, дурик!
Чеши отсюда! Сексуальной мглой
меня не окружай, я не подвластна!
Увлечься хочешь девой молодой,
но я с тобой на это не согласна!
Уж волосы твои не так густы!
Буркала твои сальные не видят!
Иди к своей жене: не пара -  ты
такой, как я!  К тому же парень Витя
за мной сегодня смотрит из окна.
Он ждет момента ревности, но тщетно!
Мой Витя! Я всегда была верна
и никогда не пересплю с поэтом!”

И я ушел, не солоно хлебнув,
и понял, что уже не завершить мне
элегию Григорьеву и сну
отдался всласть, потом гулял по крышам…
А, впрочем, от начала до конца
я все придумал: девочку, топорик…
Лишь смерть -  реальна! Только смерть одна!
Ну, Мякишев еще -  кто ж с этим спорит!
И я реален: с ночи до зари
бренчу на лире, мучаюсь стихами!
И душу выворачиваю! Зри:
Григорьев умер, но воскрес нахально
и ходит по квартирам, ищет дом,
где можно дух свой кинуть на постелю!
А, впрочем, он ведь дух… Но дальше – в лом
в подробности входить! И еле еле
я завершаю стих, кладу в карман, -
в одном уверен, это не обман:
зимой, когда кругом лежал снежок,
поэт скончался. Умер с тишиною,
с покоем слился. Да, и ты, дружок,
когда-нибудь умрешь, пусть не зимою,
так летом, впрочем, в этом смысла нет,
когда и где скончаться,
ты – поэт!
Бог отнимает тело,
душу – нет!
Отняли только тело,
душу – нет…

2007(8?)