Романс об испанской жандармерии, перевод

Переводы с других языков / Читателей: 34

Инфо

автор оригинала - Ф.Г.Лорка

Чернее чёрного кони.
Чёрен подков их отсверк.
Плащей чернильные пятна
блестят отражённо воском.
Закрыта слезам дорога
свинцовыми черепами.
Сердца лакированной кожи
по автостраде примчались.
Ночны и горбаты, там, где
распорядиться решили,
трепещет песок от страха
к молчанью мрачной резины.
Везде, где взбредёт, проходят,
и головы их забиты
неясной картой созвездий
каких-то там карабинов.

О, город, цыганский город!
Трепещут по стенам флаги.
Лежит варенье из тыквы,
луны и вишни по банкам.
О, город, цыганский город!
Кто позабыл бы, увидев?
Муки и мускуса полон,
и башенок из корицы.

Когда приходила полночь,
полная ночи начальной,
цыгане в кузницах звонких
солнца и стрелы ковали.
Скакун, истекая смертью,
под каждою плакал дверью.
Петух пел стеклянным горлом
в Хересе-де-ла-Фронтере.
От нападения стены
ветер, нагой, укрывает
платиноночной полночью,
полной ночи начальной.

С расспросами — «не нашлись ли?»,
вдруг потеряв кастаньеты,
ходят в ночи по цыганам
Святой Иосиф и Дева.
В монистах миндальных, нынче,
будто жена алькальда,
Дева нарядно одета
в обёртки от шоколада.
Иосиф руками водит
под складок плаща шелками,
и вслед идёт виноградарь
с восточными королями.
Загрезил рогатый месяц
аиста сонным восторгом.
Флагами и фонарями
захвачены крыш закорки.
Вздыхают за зеркалами
в слезах плясуньи без плоти.
Водой и тенями город
в канун Рождества наполнен.

О, город, цыганский город!
Трепещут по стенам флаги.
Твой свет погасить зелёный
примчались чёрные всадники.
О, город, цыганский город!
Кто позабыл бы, увидев?
Оставьте его, где лёг он
у моря, космы рассыпав.

Они разошлись попарно
в рождественский пьяный город,
подсумки окутал гулом
бессмертника смертный ропот.
Они разошлись попарно,
вдвое ночные плащами,
и мнятся им окна неба
отблеском шпор их звенящих.

Город, не ведая страха,
всё множил и множил двери,
и в двери сорок жандармов
въехали для разграбленья.
Встали часы. В бутылках
с волхвами на этикетке
коньяк прикинулся робко
невинной микстурой детской.
Крыло долгих криков взмыло
во флюгерные высоты.
Изрублен саблями ветер,
копытами в землю втоптан.

По полусумраку улиц
старухи-цыганки мчатся
вместе с конями снулыми,
с кувшинов монет бренчаньем.
По вздыбленным спинам улиц
скачут плащи роковые,
как след, за собой оставив
складные ножницы вихрей.

Возле ворот Вифлеема
толпой собрались цыгане.
Иосиф рядит, страдая,
мёртвую девочку в саван.
Бесцеремонные ружья
звонами ночь протыкают.
Слюною звёздною деток
Дева врачует Святая.
Но скачут жандармы дальше,
огнём засевая город,
и в пепел сжигает пламя
выдумку — юной и голой.
Воет, осев на пороге,
из рода Камборьо Роса,
лежат, отсечённые, врозь
груди её на подносе.
Другие девушки мчатся,
сбегая от собственных кос,
и возле них воздух взорван
соцветьями выстрелов-роз.
Когда же каждая крыша
вспахала в земле канаву,
заря повела плечами
над грудой огромной камня.

О, город, цыганский город!
Пока ты огнём охвачен,
чёрным туннелем молчанья
жандармы верхом ускачут.
О, город, цыганский город!
Увидев, кто позабыл бы?
На лбу моём сыщут след твой.
Игру луны и пустыни.