Квадратура

Рассказ / Читателей: 26

Инфо

1 часть

Уральское лето переменчиво. В последние дни июня изнуряющий зной сменился затяжным дождем. Дождь зарядил мелкий, пакостный, холодный. Земля за три дня пропиталась влагой и превратилась в противную городскую грязь. Краски померкли, молодая зелень не радовала глаз. Ветер раскачивал мокрые тополя, срывая гроздья несостоявшегося пуха, и выворачивал зонты редких прохожих. По унылым улицам не носилась вездесущая шумная детвора, и даже голуби надежно скрылись в своих тайных убежищах. Накануне десятки девчонок с надеждой выглядывали из-за штор, рассматривали хмурое небо и просили у сил небесных солнышка. Наступал долгожданный день – день выпускного бала.
Всё изменилось в назначенный день, буквально в одночасье. Неведомый распорядитель дождей и солнца мольбам, по-видимому, внял. В пятницу утром солнышко выглянуло, наконец, из-за облака и разбросало ослепительно яркие лучики по подушкам выпускниц. Отутюженные великолепные платья дожидались своего часа уже не в шкафах, а на самых видных местах квартир. Предстоящие сутки обещали подарить никогда не забываемые минуты прощания со школой, друзьями, детством. Уже померкли вчерашние тревоги и волнения из-за никчемных экзаменационных заданий, молниеносно стирающихся из памяти, но ещё не навалилась растерянность, какая бывает у любого человека, впервые вошедшего в незнакомую комнату. Утро дня, отмечаемого в биографиях как «день окончания  школы», успокоило и обнадёжило.
В обычной комнате обычной городской квартиры досматривала последние сны детства юная девушка. Красиво изогнутая бровь, пушистые ресницы, приподнятые, как у Чеширского кота, уголки губ. Загорелая кожа не мешала пробиваться нежному румянцу. Лицо обрамляло кружево темно-русых волос, уже заигравших на солнышке. Когда озорной лучик добрался до века – девушка улыбнулась, открыла синие глаза, сморщила маленький носик. Природа потрудилась над её внешностью вдохновенно и с любовью, и очарование юности было не при чем.
Её звали Инна, но ей самой больше нравилось – Инка. Так её называли подружки и ничего обидного в этом имени Инке не слышалось. Вот Светка, Ирка, Катька  - это звучит обидно, пренебрежительно, а Инка - будто одна из инков. Загадки древних цивилизаций, майя, ацтеки – Инна взахлеб читала о конкистадорах и Кортесе и именем своим чуточку гордилась. Мама в ответ на вопрос: «Почему так назвали?» только улыбалась – иная потому что. Не такая, как все. А бабушке Зине имя не понравилось сразу. Она, перекроив его на свой манер, звала внучку Нинкой. Впрочем, и внучка отвечала ей тем же. Она никогда не называла бабку бабушкой, а только бабой. Больше того, «бабаЗина» произносилось  одним словом, как «образина».
Семья носила фамилию Михеевы и жила в стотысячном городе, недалеко от областного центра, «древнего и длинного». Отец, Андрей Дмитриевич, всю жизнь работал инженером на заводе. Мама, Елена Александровна, была бухгалтером и совладелицей небольшого магазина белья, брат Максим перешел в девятый класс, а маленькая Наташа ждала своего времени отправиться в детский сад.
Инка училась хорошо. Учеба давалась ей легко, и редкие четверки она получала только из вредности. Поэтому сегодня она была в числе медалистов, выпускной для неё был особенно важным и волнительным. Налаживающаяся погода заметно подняла настроение, и выпускница в легкой пижаме, напевая, выскочила на балкон. Свистели пичужки, стремительно подсыхали листья, пахло чистотой, как после генеральной уборки.
- Нинка, зараза, закрой балкон, смерти моей хочешь! – тут же донёсся крик из детской.
Инка плотнее прикрыла за собой балконную дверь и, поёживаясь, принялась осматривать двор. Двор пятиэтажки был небольшим, узкий проезд для машин да десяток метров до ограды детского сада. Зелень тополей скрывала огромную лужу, разлившуюся от крыльца подъезда до песочницы, в которой давно не бывало песка. Несколько машин расположились на единственном сухом пространстве, небольшой заросший и мокрый газон украшала свежая тропинка. По тропинке, смешно поднимая ноги, топала Машка – любимая и единственная Инкина подруга.
С Машей Инка училась в одном классе и жила в одном дворе.  Весь прошлый месяц подружки дочерна загорали, пропадая с учебниками на пляже. На раскрытом конспекте по физике раскладывали пасьянсы, а Машке возьми да и попадись на экзамене вопрос с той самой страницы. После девчата долго потешались - повезло!
Маша – совсем девчушка, невысокая, шустрая, похожая на цыганку, со временем обещала превратиться в яркую красавицу. Роскошные тёмные кудри до плеч, не поддавались фенам и утюжкам. За миловидной внешностью и ангельским лицом сердечком, таился характер чертёнка. Машиного острого язычка боялась половина школы, клички, подаренные Машкой, прилипали к человеку навек. Жертвой Машкиного языка пал парень из двора, однажды покусившийся на Инкиного брата Максима.
- Эй, Махеев, кати сюда, - позвал он Макса, гонявшего на велосипеде, - Майонез!
- Он не «эй», не Махеев, а Михеев, - поправила Машка.- А Майонез теперь будешь ты.
Компания, сидевшая на лавочке, беззлобно посмеялась, и забыла перепалку. Но через месяц во двор пришел парень с соседней улицы и спросил у кучки подростков:
- А в какой квартире Мишка Майонез живёт?
Машка особенно не церемонилась со сверстниками и не боялась ни соседей, ни учителей. Машкина мама, Ольга Петровна, женщина крупных форм и железной хватки, была участковым гинекологом. Поэтому комплексов в вопросах полового просвещения у девчонок не возникало никогда. Парней Маша выделяла по принципу: «как мы будем смотреться вместе» и «сколько девок треснет от зависти». Авторитетов девушка не признавала, кем хочет стать - не решила, и главной на сегодняшний день стала проблема – куда пойти учиться. Ольга Петровна предоставила дочери полную свободу выбора и ограничения установила только на собственную профессию. «Нет уж, доченька, ищи работу почище».
Инка была для Маши вечной палочкой-выручалочкой. Списать даст, перед родительницей заступится, да и без внимания парней с Инкой точно не останешься. Вчера в школьном спортзале репетировали прощальный вальс для выпускного вечера. Девчонок пришло раза в три больше, чем парней. И только у Маши с Инкой от желающих репетировать кавалеров, не было отбоя. Марии достался бывший Инкин партнер по бальным танцам Артурчик, а Инка добровольно вызвалась подучить переминающегося с ноги на ногу соседа Серёгу Забродина. Машка беспощадно хохотала всю дорогу от школы и причитала: «Сережа – раз – два – три – раз – два – три. А Серёжа не на ноги свои, а на твою футболку уставился и пыхтит…»
Инка отцепила с бельевой веревки прищепку и прицелилась в Машу.
- Ты домой или из дома?
Машка подняла голову и рассмеялась:
- С вечера блуждаю, ищу, кто бы мне причесон соорудил.
- Приходи ко мне в три часа, причешем! БабаЗина и причешет и погладит, и блинчиками накормит.
- Знаю я твою бабаЗину. Приду!
Инна легко повернулась и вошла в комнату, едва не столкнувшись с бабушкой.
- Чего ты там про меня на всю улицу орешь?
- С Машкой разговаривала, ба.
Бабка показала на платье, висевшее на дверце шкафа.
- Это ж сколько такая красота стоит? Пенсии две, наверно, а то и больше. В таком платье королеве выйти не стыдно. - Морщинистая рука  одними подушечками пальцев прикасалась к нежному синему шелку. Михайловна, наклонившись, заворожено вглядывалась в переливы складок, беззвучно шевеля губами, кивала неведомому собеседнику.  Озорно улыбнувшись, вскинула взгляд на внучку.
- Без лямок совсем. К ему шарфик надо беленький с брошечкой. Брошка у меня хорошая есть, я тебе дам, а шарфик купи.
Бабушка вынула из кармана халата замусоленную, почти влажную пятисотку, свернутую вчетверо, и сунула Инке в руки.
- Ты, доченька, теперь взрослая стала, судьбу свою в любой час встретить можешь. А полуголой девушке неприлично, мало ли, конфуз какой выйдет. Парень подумает, что ты шалава какая и разминетесь со судьбой своей. - Зинаида Михайловна всхлипнула, высморкалась, в уголках морщинистых глаз заблестели слёзы. Ошалевшая, Инка взяла деньги и легонько обняла старушку за плечи.
- Ну что ты, ба! Не плачь. Платье мама шила, оно недорого совсем вышло. Бретельки прозрачные, крепится всё надёжно, и сидит хорошо. Вечером посмотришь. А можно я на эти деньги колье куплю на шею?
Михайловна ещё раз всхлипнула и закивала головой.

БабаЗина жила в семье сына полгода. После смерти мужа, Дмитрия Андреевича, в огромной бабкиной квартире наступило уныние и запустение. Дед, участник войны, старый партиец, уважаемый в городе человек, пятьдесят лет проработал на заводе. Он был, властным, строгим, но справедливым, ни себе, ни другим, не дававшим поблажек. Стиль их семейной жизни приближался к  домострою, каждый знал своё место и свои обязанности. Два старших сына стали военными и давно разъехались по стране, а младший – Андрей «продолжил трудовую династию». Зинаида Михайловна всю жизнь работала простой станочницей, но прожила за мужем, как за каменной стеной, а в одиночестве – расклеилась и запросилась жить к сыну.
- По хозяйству Лене помогать буду, с маленькой повожусь, её ж одну не оставишь. Блинчики вам на завтрак буду печь, мне одной кусок в горло не лезет. И места не займу много, с ребятами буду, в детскую мне диванчик поставите и заживём. А квартиру сдадим, пока Нинка замуж не выйдет. Деньги-то не лишние – пять ртов на одну зарплату, - уговаривала она сына.

Андрей понимал, что в семье матери будет жить спокойнее – и уступил с легкостью. Баба Зина не была зловредной или привередливой в молодости, но теперь, оказавшись старшей в семье, решила «отыграться на всю катушку» за всю «дисциплину, какую вынесла». Диванчиком дело не ограничилось, и баба Зина сначала велела привезти её любимую мебель из старой квартиры, а после заняла самую просторную комнату – детскую - единолично. В результате Наташка и родители оказались в небольшой спальне, а Инка и Макс – к обоюдному восторгу, в зале, где были балкон и телевизор. Лишнюю мебель увезли в бабушкину квартиру, оставив самое необходимое, но всё равно дома стало тесно и неуютно. Елена, находившаяся в отпуске «по уходу за ребенком», ухаживала теперь и за свекровью, но борьба со старческими запахами, доносившимися из бывшей детской, была явно неравной. Дом опустел. Максим теперь всё больше времени проводил на тренировках, Инка готовилась к экзаменам в библиотеке или пропадала у Машки, Андрей проводил каждую свободную минуту то на рыбалке, а то за стопочкой в гараже.  Одна Елена вырывалась из дому только в выходные, чтоб подменить продавца в бельевом магазине «Венеция». С Наташей она оставляла Инну.
В этот день вся семья, кроме Максима, гостившего у деда, с утра была в сборе. Папа взял отгул на заводе, а остальные, собственно, никуда и не торопились. Мама пекла оладушки, Наташка стучала ложкой на детском стульчике, отец шелестел вчерашней газетой. Кухня, тесноватая и для троих, на шестерых рассчитана явно не была. Завтракали и ужинали всегда в разное время – Лена отдельно кормила Наташку, Андрею подавала вместе со свекровью, сама ела со старшими детьми. Сегодня завтракали одновременно, только возмущенную Наташу усадили рядом в ходунки.
- Каков план действий на сегодня? – спросила Лена. Андрей хитро ухмыльнулся:
- Вы, дамы, со своими дамскими делами сами разбирайтесь, лично я еду к тестю за Максом. Старика надо проведать, улов их проверить.
- А может, позвонить проще? Чего зря мотаться. Приехал бы твой Максимка на электричке, не буржуй, разъезжать за ним сто вёрст,  – вклинилась в разговор Михайловна.
- Да звонила я, Зинаида Михайловна, телефон в доме, а они в доме только ночуют, не застать их.
- Решение проблемы – сотовый телефон, – заметила Инка. - Ходит дед по двору, не слышит телефона, или ушел куда, а у него в кармане мелодия заиграла – он трубку взял и пообщались.
- А если дома забудет?
- На такой случай есть СМС – сообщение такое, буквами набрал, он телефон взял и почитал, что ему передали. Макса, мол, немедленно домой!
- Это как пейджер получается. Диктуешь, а ему передают. У нас водители с такими коробочками ездят, очень удобно.
- Мама, пейджер – прошлое тысячелетие. С другого телефона текст можно набрать. Это очень просто.
- Я на заводе видел – поддержал отец, - у одного мужика. Вроде мобила, а антенны нет – пипочка маленькая, и сам как два спичечных коробка – в кармане незаметно даже. Только, дочка, раз уж деду сотовый, то и нам такой нужен, да еще каждому, что толку от одного на всех! Один он вон, в коридоре висит. Разбогатеем – купим, удобная штука. А за Максимом поеду, заеду посмотреть, сколько стоят.
- И мне купите. Сяду на лавочку, буду названивать. Тебе на работу, свату на рыбалку, Максима где черти носят всегда знать буду. Диспет-тчер слушает,  – развеселилась бабаЗина.
- Пап, к выпускному вернётесь?
- Вернемся, если есть такая необходимость.  - И улыбнулся:  - Не каждый день дочери школу заканчивают, - Правда, Наталья?
Наташка замотала головой, захлопала в пухлые ладошки, заулыбалась отцу.
- Девочки мои синеглазые, как же я вас люблю! – произнёс Андрей. Он не был сентиментальным, скупился на комплименты, и редкое проявление ласки на мгновение тронуло всё женское большинство семьи.
- Спаси вас бог, – задумчиво произнесла вдруг бабушка. Развеселилась не к добру. Пойду, помолюсь за вас, а то ночью мышь летучая снилась.
Перепады настроения свекрови были часты и предсказуемы. Взгляд её стал вдруг жестким, речь отрывистой. Она, сделав неопределённый жест рукой, выпрямилась и отправилась в свою комнату. Праздничное настроение мгновенно улетучилось, будто что-то почувствовав, заплакала Наташа. «Помолюсь» означало «оставьте меня в покое».
- Верующий человек  сны толковать не может – заявила Инка. И вообще, знаю я, как она там молится - песни старые поёт. Андрей и Лена переглянулись. Уж кому-кому, а сыну была доподлинно известна история материнской религиозности. Отец Андрея, Дмитрий Андреевич  всегда был яростным атеистом. Что у них по молодости произошло – никто не знает, а только ни венчать, ни крестить никого из детей и внуков Андреич не велел. Говорил, насмотрелся, мол, в молодости на поповское двуличие. Икон в доме не было. Зинаида, однако, нет-нет, да и поднимала глаза к пустому углу, шептала про себя, что знала. Вариации на тему «Отче наш» сопровождались отрывками из душевных песен, в молитве упоминались и здоровье сыновей, и ситец на платье, и «чтоб все талоны отоварить». После смерти мужа набежали откуда-то унылые тётки с советами как хоронить по канонам. Похоронили, а после началось: «был ли венчик? Какую молитву покойному дали? Отпевать непременно надо было, хоть и против воли». После выяснилось, что безграмотность Зинаиды в соблюдении ритуалов нужно срочно ликвидировать. Появились черные книжки, которые читать у Михайловны не было никакой охоты. Старуха сделалась замкнутой и злобной, начала отдавать деньги приходящим тёткам. Так продолжалось, пока Андрей, наконец, не стукнул кулаком по столу. Стоп. Веруешь – верь, ходишь в церковь – ходи, а кликуш этих, чтоб близко к дому не было. Мать вздохнула с некоторым облегчением и продолжала, уже в открытую, молиться, как умела.

Инка потормошила Наташку, натянула майку и джинсы и полетела на встречу с подругой. Привычно крикнула под окошком: «Машка!» Через полминуты в окне первого этажа показалась Манина физиономия, а ещё через минуту хлопнула входная дверь и вот - подружки рядом. Из двора ушли, чтоб «не светиться». Машка покуривала втихаря от матери, заявляя при этом, что после восемнадцати вообще не будет скрываться. Инке курение не нравилось в принципе. Отец не курил, и им с Максом периодически повторял: «башки поотрываю». Мама до сих пор целовала всех детей на ночь. «Зато я первая узнаю, если они будут пить или курить». Максиму приходилось сложнее – его друзья уже покуривали, и он пробовал торговаться с отцом:
- А в двадцать-то лет можно?
- После смерти моей закуришь! И так химией дышим. На природе не бываем. Ещё заразу эту за свои деньги добровольно в себя вгонять!
Макс занялся спортом, и поползновения его к всеобщему спокойствию закончились. Инка же, однажды соблазнившись сигаретой, никак не могла отделаться от гадкого, мерзкого запаха, который поселился у неё внутри, и, прибежав домой, побежала в душ отмываться. Лена безошибочно определила:
- Курила? Смотри, отцу не попадись. Он шутить не будет. Дома своей вони хватает.

  БабаЗина не выходила у Инки из головы. С утра ведь – человек человеком, платьем любовалась, про судьбу говорила, а тут нате! Пересказав Машке утренние события, принялась считать:
- Я родилась, когда отцу 23 было, мне 17, да она отца в 36 родила, всего 76 получается! А кто знает, что со мной в 76 лет будет? Представляешь, говорит, что в любой час судьбу теперь свою встретить можно!
- Не, не в любой час, а через час! Сегодня! Вот кого встретишь, тот твоя судьба и есть! А моя - через час после тебя! По-честноку. Настроение снова поднялось, и девчонки принялись бурно обсуждать самые животрепещущие темы: как сдавали экзамен, разведданные о том, какое у кого из одноклассниц будет платье, сколько парней будет объясняться на выпускном в любви. Промыв косточки всем парочкам, которые «ходят», перешли к выборам желаемых кандидатур парней для себя. Утвердили Артурчика или Боброва для Машки и Женьку или Лёвку для Инки. Все кандидаты, кроме Артурчика, были тихонями, но собой вполне видными. Мамаши явно расстараются, рассуждали подружки, и из любого крокодила сегодня будут конфеток делать. Артур же давно на Машу заглядывается, только боится быть прилюдно высмеянным.
Инка при выборе руководствовалась совершенно непостижимыми ощущениями, о которых даже Машке не говорила. Несколько лет занятий бальными танцами не только помогли научиться держать голову, обрести легкую походку и грацию движений. Танец в паре подразумевает прикосновение партнера к девушке, и именно по этим прикосновениям Инка безошибочно определяла, подходит ей человек, или нет. Одни руки вцеплялись в неё, словно клещи, другие были противными и мягкими, как губка, третьи моментально потели и тряслись, четвёртые… Да мало ли! За  десять лет школьных праздников среди десятков перетанцованных «медляков» только два скромных с виду парня прикасались к ней так, что отторжения такие прикосновения не вызывали. Их она и выбрала.
В результате совещания было решено платьев на джинсы до утра не менять, для профилактики опьянения сожрать пачку масла на двоих, ни с кем надолго не уединяться. Болтовня могла продолжаться бесконечно, но тут вспомнили про бабаЗинин подарок и помчались в магазин за колье.
Было выбрано скромное, но милое ожерелье в одну нитку, с овальным голубым камнем посередине. Денег хватило и на кучу шпилек со стразами.
- А-а! Я теперь знаю, у тебя голубое платье! – дразнилась Машка. А ты про моё  - не знаешь!
- А что тут знать? Красное. Яркое. К твоей внешности – беспроигрышный вариант.
Машка заметно сникла.
- Если честно, мама мне два купила. Бежевое и серое. Велела самой выбирать, какое надену.
- Долой тайны! Пошли мерить.
Вернулись во двор, расшаркались с Инкиным соседом по площадке Игорем. Он недавно вернулся из армии, и уже устроился на работу «шишку» возить.
- Неучем желаете остаться, молодой человек? – язвила Машка.
- Почему неучем? Меня со второго курса забрали, пойду доучиваться на заочный. Инка сколько помнила соседа, всегда он играл в футбол, возился с дворовыми пацанами. И всегда он казался слишком старым для общения.
- Выпускной-то сегодня? Приду посмотреть на вас, барышни, на площадь.
- Приходите. Приносите! – пропела Машка.
- И что ты к нему пристала? Дядька армию отслужил, а ты кокетничаешь – упрекнула Инна.
Платья были ужасными. То есть, они вполне эффектно смотрелись бы на какой-нибудь секретарше офиса, но Марии совершенно не подходили. Бежевое было неприлично коротким и пришлось бы постоянно контролировать  - что у тебя из-под него видно. Фигура обладательницы позволяла носить его в будущем, но танцевать в нем вальс было невозможно. Серебристо – серое было, казалось, лучше. Причудливое переплетение на груди, хорошо очерченная, благодаря зауженному книзу фасону, линия фигуры, но снова не то! Если собрать гладко волосы наверх вышло бы неплохо, но…
- Маш, если ты не будешь танцевать, серое годится.
Машка побледнела, позеленела, снова побледнела. Решительно подошла к телефону.
- Мам, мне надо другое платье! Красное!
Слова, произносимые по другую сторону телефонного провода, лились  минут десять. Машка сначала снова побледнела, потом насупилась, потом задрожали губы, вспыхнула, улыбнулась и, наконец, произнесла:
- А если я встречу сегодня свою судьбу?
Короткая пауза.
- Есс! Инка, ты от меня ни на шаг! Берем мамкино платье, летим в «Ландыш», там за мамулины услуги тётенька рассчитываться будет!
Красное платье 54 размера было тоже куплено на выпускной, но предназначалось Ольге Петровне. За три часа платье похудело до сорок четвёртого, изменило фасон, раз пять было примерено, отутюжено и вручено сияющей Машке. Серебристые туфельки к платью подходили неплохо, из горсти бижутерии выбраны яркие длинные серьги – обе подружки облегченно вздохнули!
- Даже мама не справилась бы с таким платьем, наверное.
Елена Александровна шила платья на выступления дочери сама. Сначала только на восьмилетнюю девочку, потом на многих её подружек. Работа была трудной и кропотливой, тысячи блёсток нашивались вручную и совершенно бесплатно. Незадолго до третьей беременности она отказалась шить на других. Руководительница студии кричала тогда: «Подвести нас перед гастролями!» Конфликт улажен не был - Инка занятия танцами прекратила.
Голодные, девчата ввалились к Михеевым и тут же замерли, на цыпочках прошли в кухню – Наташа спит.
- Что ты там матери про судьбу выдала? – засмеялась Инка.
- А что? БабаЗина Гоголь! Бессмертная комедия «Горе от ума».
- Грибое-дов, а ещё школу закончила!
- Женщине 54 размера до зелёного барабану все ваши гнусные насмешки!
- «А может, я Му-Му как Пушкин напишу...» Тоже мне, Вишневский.
Наталью всё-таки разбудили…
Бывает, настроение  меняется безо всяких на то причин. Конечно, если спросить человека, почему час назад он шалил, как первоклашка, а сейчас сидит с отрешенным видом, он, скорее всего, попытается вспомнить, что его остудило, а что и вовсе обидело. Порхающее настроение Инки к началу вручения аттестатов улетучилось совершенно. В голову может прийти уместное к случаю слово «переволновалась». Сбор выпускников Инкиной школы назначили в сквере, недалеко от площади, где планировали начало торжества. Какое-то время девчонки кружились и ахали, демонстрируя наряды и причёски. Так необычно было видеть знакомые тощие ножки одноклассниц торчащие из кринолинов, или наблюдать пышные формы в типично бабских платьях. Бежевых платьев, предназначавшихся Машке, насчитали два, серое – одно, на их классной руководительнице. Машка беззвучно хохотала, подмигивая Инке,  - Представляешь, сколько мы человек от стресса спасли? Парни были неотразимы; галстуки и костюмы преобразили вчерашних неформалов до неузнаваемости. Все блистали галантностью, дурачились, напропалую строили глазки. Выпускникам выдали легкомысленные шары белого цвета, и… ожидая своей очереди выхода на площадь, толклись минут сорок. Выпускников разместили по периметру площади. Родители стояли за спинами, никого из своих Инка не заметила. Организаторы начали объявлять нескончаемые речи мэра, депутатов, управления образования, директоров. Говорили одно и то же, ораторов никто не слушал, все устали и окончание речей встречали жидкими хлопками. Ноги собравшихся от долгого стояния затекли, неразношенная обувь натерла мозоли выпускницам, каблуки хотелось снять. Сначала появились тапочки от предусмотрительных мамаш. Потом газетки, переданные зрителями, на которые особо измученные ступали босыми ногами. А еще предстояло награждение, и прощальный вальс, и какое-то возложение цветов. Классная руководительница скомандовала: «Медалисты, готовьтесь, выходить будете с родителями!» Инка озиралась по сторонам, нашла глазами Ольгу Петровну: «Моих не видели»? Раскапризничалась Наташка. Лена не дождалась Андрея, она отправила Максима поискать его. Макс прибежал:  - Чего ты тут стоишь, сейчас Инку вызывать будут. По очереди на огромную сцену начали вызывать медалистов и их родителей. Им вручали грамоты, они выходили получать медали вместе с детьми, принимали поздравления «Школа шесть! Михеева Инна! Михеева Елена Александровна! Михеев Андрей Дмитриевич! Серебряная медаль!» - выкрикнули динамики. Ноги подкашивались. Инна и  Лена под сотнями взглядов шли через площадь. У обеих из глаз катились слёзы. Андрей Дмитриевич в это время лежал лицом вниз на тропинке, ведущей в гаражи. Вокруг разливалось по песку темное пятно крови.

2010