Малая Медведица, 35

Читателей: 49

Инфо

Сегодня немножко поволнуемся. Самую чуточку

35. - Гитару мне, - помаячил в воздухе рукой Пакс.
Все оживились.

- Оох, утону в твоих глазах,
Даже выплыть не попробую.
Долго ж бог на небесах
Мне подыскивал подобную!

Тонкоплечую такую, волокую.
А я жду всё и тоскую, жду далёкую, -
он поднял глаза - невозможные подмёрзшие с краёв радужки озерца в чащобе ресниц - немного детский взгляд, приласкайте его немедленно!
- А вот пришла, искристая с холода,
Расковала льды моего голода.

Обними меня руками-реками,

Утоли меня, - нет, - на ходу правил себя Пакс:
Припади к моим губам веками.
Утоли своей белою выей,
А иначе совсем сгину, - сбился с ритма менестрель.

- На ходу сочиняет, - пояснила Ладе сидевшая рядом девушка.

- Я теперь как фитиль из свечи вынут.
Поджигай, сгорю, не то зря сгину.

- Не туда вставил -  не тогда вынул.
Промахнулся, брат, да от стыда сгинул, - заржал Сашка.
Лана толкнула мужа в бок. Локтем. Больно.

- Это наш Митя Арбенин, мы тут все любим его импровизации, - повернулась Лана к растерявшейся гостье. - На любую заданную тему
в минуту выдаёт.
Он и Маре вот так пел, вот она замуж и пошла за него, сладкоголосого, - сказала девушка через хохот и гам отчётливо и громко, чтобы до Пакса дошло.
- Митя, Лада Леонардовна приехала за дочерью. Где, кстати, жену забыл? Мы вас вместе ждали.
Пакс разлил вино на рукав.
Он ни разу так не обламывался.
Чуть не залезть на тёщу - а он уже собирался попроситься к Сашке в пустую комнату с новой знакомой - стыдобища!
Пакс курил, отвернувшись к окну - чтобы никто не видел, как побагровело его лицо. Что он скажет Маре? И что он скажет тёще - если, конечно, она поняла, что происходит.
Красавица была какая-то... необстрелянная, что ли.
Хоть бы Ланка придумала, как дезавуировать его выходку с песней, столь неприкрытый интерес, который, понятно, легко считали все - в компании Пакса знали как
облупленного.
“Кому поёт, того ...ёт“, -  сочинил про него Сашка. “Аккорд взял - всех баб снял“.
“Капли крови на струне - значит, чикса на спине“ - так они пикировались. Давно, ещё на младших курсах. Дурачьё.
Но сегодня всё вышло стрёмно.

Что-то подсказало Маре не ночевать в булочной. Четверг. В старом доме какой-нибудь сейшн, рано никогда не расходятся. Не будет ничего подозрительного, если она
заглянет на огонёк. Мара взяла два батона, потом подумала, что на такую ораву не хватит, и сняла с полки ещё два.
Хохот и гитары были слышны ещё на крыльце. Мара долго стучала. Дверь открывалась наружу, надо было потянуть за скобу, руки были заняты. Положить хлеб на... Мара оглядела коридочик, в тусклом свете лампочки в двадцать пять ватт все выступы казались ещё грязнее... девушка не решилась.
Она потарабанила каблуком.
Наконец, дверь отворилась, чуть не зашибив Мару.
В проёме качался пьяненький Сашка.
- Вся родня твоя тут, - потянул он девушку за рукав. - Лана, принимай!
Выскочила в прихожую Лана, забрала булки: - Раздевайся скорее. Мара, ты только не волнуйся...
Девушка уже вошла в комнату.
- Мама?!
Лада обернулась:
- Марочка! Дай же я тебя обниму! Худенькая какая стала! Как тень! 
Что же вы? - повернулась она к Паксу. - Девочку мою во что превратили? - и расплакалась.
Пакс опешил. 
Лана с Сашкой тоже подох...ели. Лана вспомнила, с каким невменяемым лицом рыскал Пакс по Св-ку, чтобы найти пропавшую Мару, как пошёл против отца, как провернул эту фантастическую свадьбу, всё нарушив, везде подмазав и став посмешищем в глазах некоторых общих знакомых.
И вот женщина, явно не знавшая, что такое лечь голодной и не увидеть и пары кусочков хлеба на следующий день, что не раз случалось с её  дочерью здесь, в Св-ке, выговаривает Паксу...
Пакс стоял навытяжку, кругом перед всеми виноватый, не нашелся, что ответить.
Мара взглянула на мужа. Такой растерянный, милый. Она уже не помнила своих обид. Как хочется его обнять! Но между ними мама. 
Разрядил обстановку Троян. 
- Ладочка, прелестница, когда я на вас женюсь, а я на вас непременно женюсь, даже не пытайтесь возражать, я велю выпороть Пакса на конюшне. 
Позвольте ручку.
У Лады Леонардовны от удивления высохли слёзы. Шутки в компании были своеобразные, за вечер дама наслушалась всякого, но этот художник смотрел на неё серьезно.
- Я не могу отпустить вас, Лада. Вы похитили моё сердце, как ваша дочь похитила хвалёный мозг Пакса. Ваш зять вполне обходится без мозга. Но я не могу жить без сердца, вам придется остаться. 
Всё подумали, что шутка затянулась, но Троян оттеснил всех от Лады и сказал ей тихо: - Поедемте со мной, тут всё перепились и ничего гениального в этом балагане вы сегодня
уже не услышите.  И дочь ваша никуда не денется, за ней муж присмотрит. Вы утомлены впечатлениями дня, я вижу. Едемте же.
Где ваша одежда?
- Троян, - пришел в себя Пакс. - Не перегибай. Мы сами проводим Ладу Леонардовну в гостиницу. Мара, принеси мамины вещи.
Троян всё же увязался с ними. 
- Ну хотя бы ваш портрет я могу написать? Мне хватит часа для эскиза. Позвольте, я навещу вас завтра - тут он взглянул на наручную ориентовскую “фрезу“  - сегодня днём.
Пакс проводил Ладу в номер (в такой час посетителей уже не пускали, но у Пакса было при себе удостоверение) , затем ловили Трояну такси, чтобы он не уболтал администраторшу и не проник как-нибудь к Ладе.
До чёртиков уставшие, Арбенины добрались, наконец, до своей общаги. 
Отец ночевал в служебной гостинице, а Олега пришлось растолкать. Пакс опять полез в шкаф за раскладушкой.

Проснулся  Олег от сквозняка и шума: окно в кухне и дверь наружу были не закрыты, на лестнице топот.
- Давай на пятый, может, зацепим, на четвёртый пусть ещё спустится кто-нибудь!
Во все двери нижних этажей звонили.

Пакс висел на руках на карнизе пятого этажа, парни держали его за запястья, но он, при его росте, был тяжёлым и медленно выскользнул дальше вниз. На четвёртом его уже
ловили в открытом окне, парень шел уже головой вниз, опрокидываясь от этажа к этажу, как деревянный акробатик в шарнирной детской игрушке, задержали на уровне
третьего. Пытались втащить, но он уже обессилел и не помогал своим спасителям. Глухой удар. Хлопок - это дверь внизу. Мара спускалась в лифте и не поняла, что за суета 
в подъезде. Выйдя из общаги, она увидела распластавшегося в отвале счищенного, смёрзшегося комьями, снега,  Пакса. Ноги подкосились, и она поползла к этому сугробу.
- Митя, посмотри на меня, Митя! - стянула пальто, укрыла голого мужа, попыталась подвести полу под спину, её жёстко оборвали: Нельзя, не шевели!
Она держала Пакса под голову, щека была ободрана и кровила. Муж пытался ей что-то сказать, но во рту колыхалась розоватая пена. В мертвенном свете длинного уличного плафона
картина была беспощадной.
Мара плакала безостановочно.
- Дай ей корвалолу, или водки, что ли, - крикнул кто-то, подхватив Мару за плечи и подтолкнув в сторону входной двери. Её приняли какие-то другие руки. Она ничего не соображала,
только слышала: “Скорая едет“ и “Запри дверь, не выпускай никого“. У него же заледенеет спина, - думала Мара. Её удерживали на стуле. - Пустите, Мите холодно!
И тут её щёку обожгло.